— Сколько мнѣ извѣстно, заговорилъ опять «бригантъ», сопровождая, по привычкѣ, слова свои глубокимъ вздохомъ, — въ Государственномъ Совѣтѣ служба болѣе почетная чѣмъ обременительная, и даже нѣкоторые его члены вовсе не засѣдаютъ, и живутъ даже не въ Петербургѣ.
Аглая даже въ лицѣ перемѣнилась.
— Вы думаете что Larion можетъ такъ устроить чтобы не жить à Pétersbourg?..
— Ничего не могу думать, потому что не знаю, возразилъ онъ, — а только полагаю что если другіе…
Она не дала ему кончить, раздула ноздри и ёрзнула по своему сидѣнью съ видомъ внезапной, охватившей мысль ея рѣшимости:
— Cela m'est égal! Если онъ не согласится жить въ Петербургѣ, я туда переселюсь и безъ него. Avec mon nom, ma fortune, у меня тамъ не послѣдній домъ будетъ, и съ поддержкой графини и ея брата, всѣ ко мнѣ пріѣдутъ, всѣ, même la Cour!..
— Князь опекунъ и попечитель вашихъ дѣтей, замѣтилъ насупливаясь Зяблинъ.
— Братъ графини можетъ такъ устроить что Ларіона смѣнятъ! фыркнула совсѣмъ ужь расходившаяся барыня.
«Бригантъ» молчалъ.
— Вы рѣшились? спросилъ онъ затѣмъ.
— Что?
— Переѣхать въ Петербургъ во всякомъ случаѣ?
— Конечно! воскликнула она. — Я ни за чтф ужь другой зимы dans ce trou de Moscou не проведу.
Онъ вздохнулъ еще разъ, уже съ особою значительностью.
— Мнѣ очень жаль! пропустилъ онъ точно изъ желудка.
— Почему вамъ жаль, mon ami? пожелала она узнать, сентиментально и съ нѣкоторою тревогой воззрясь на него. — Развѣ вы также туда не переѣдете?
— Зачѣмъ? И онъ отвернулъ глаза къ окну.
— Зачѣмъ? повторила тономъ нѣжнаго упрека, впрягая въ него круглые зрачки свои, Аглая. — Такъ я ужь… je ne suis plus rien pour vous… Eugène?…
«Eugène» вздохнулъ въ третій разъ.
— Я давно привыкъ къ битвамъ и обманамъ жизни, заговорилъ онъ, разочарованно улыбаясь и воскрешая въ лицѣ своемъ и складѣ рѣчи весь пошибъ своего былаго Печоринства, — давно знакомъ съ женскимъ сердцемъ, и знаю какъ ничего ему не стоитъ ставить въ вину другаго свою собственную измѣну… или прихоть, извините меня, княгиня?… Вы приглашаете меня слѣдовать за вами на берега Невы…
— Mais pourquoi n'у viendriez vous pas, mon ami!
Онъ остановилъ ее рукой.
— Я знаю этотъ городъ! И я когда-то былъ на этой сценѣ, въ этомъ вихрѣ, который зовется петербургскимъ свѣтомъ… И я не прошелъ тамъ незамѣченнымъ, смѣю сказать, мои успѣхи… Но къ чему упоминать объ этомъ? Я всегда другаго искалъ… Мнѣ скоро опостылили эти «образы бездушные людей, приличьемъ стянутыя маски»… Я уѣхалъ въ страну гдѣ однѣ горы и жужжаніе вражьихъ пуль, уѣхалъ на Кавказъ… Судьба перенесла меня затѣмъ «dans ce trou de Moscou», какъ вы презрительно выражаетесь, хотя именно тутъ, въ этой ямѣ суждено было встрѣтиться нашимъ двумъ жизнямъ…
Никогда еще такъ много — но и внушительно же какъ за то! — не говорилъ «бригантъ», и Аглая Константиновна глядѣла на него съ глубокимъ восхищеніемъ; она гордилась счастливымъ выборомъ своего сердца…
— Comme vous parlez bien, mon ami! вздохнула она, устремляя глаза въ потолокъ. — Но вы можете tout aussi bien жить въ Петербургѣ какъ и въ Москвѣ! настаивала она на своемъ.
Горечь человѣка познавшаго тщету земныхъ обольщеній изобразилась вторично на лицѣ «бриганта».
— Княгиня, началъ онъ опять, и уже нѣсколько въ носъ, — я мечталъ о неразрывномъ союзѣ этихъ двухъ жизней нашихъ, о тихой пристани, гдѣ послѣ бурь сердце мое могло бы отогрѣться у сердца любящей женщины. А вы меня въ Петербургъ зовете, гдѣ одна суета тщеславія, гдѣ посреди вѣчнаго «шума мірскаго» такъ легко забыть преданное сердце друга…
— Забыть васъ, Eugène? визгнула въ отвѣтъ Аглая, — oh, jamais, mon ami, jamais!
— Мнѣ не зачѣмъ въ вашъ Петербургъ, княгиня, язвительно заключилъ Зяблинъ, — для меня нѣтъ тамъ роли, нѣтъ положенія! Я отсталъ отъ всякихъ служебныхъ отличій… и наконецъ, самыя средства мои… Онъ провелъ трагическимъ листомъ рукой по лицу: — оставьте же меня одинокимъ въ моемъ углу допить до дна чашу страданій!..
И съ этими словами «бригантъ» поднялся со своего кресла и направился къ двери.
— Куда же это вы, mon ami, куда? крикнула ему вслѣдъ Аглая.
— Нѣтъ, ужь позвольте, отвѣтилъ онъ въ полоборота, — разговоръ этотъ слишкомъ взволновалъ меня!..
И онъ исчезъ за портьерой.
Аглая Константиновна озабоченно закачала головой и задумалась.