Читать все это, глядя на останки "Наири", было довольно грустно. Термин "моральное старение вычислительной техники" обрёл конкретное выражение. Неотъемлемая часть научно-технического прогресса – процедура смерти старой техники выглядела довольно буднично. Наши пакеты постепенно наполнялись покореженными диодами и транзисторами, содержащими драг. металл, а корпус машины постепенно пустел.
8. ЭВМ в промышленности – СМ-4
Летом 1986 года у нас была очередная летняя практика. Я проходил ее на опытном заводе ВНИИЖТа (Всесоюзного НИИ железнодорожного транспорта). ВНИИЖТ занимает целый квартал в районе метро "Алексеевская" (тогда "Щербаковская") рядом с платформой "Москва-3" Ярославского направления. Сам ВНИИЖТ вёл почти все научно-технические разработки для МПС, а опытный завод обеспечивал изготовление опытных образцов и мелкосерийное производство. Мы попали в тот отдел завода, который занимался изготовлением электроники (разработкой занимались отделы ВНИИЖТа). Часть наших студентов отправили в цех сборки паять платы, а я и ещё несколько человек попали в отдел АСУ (не помню точного названия), который занимался разработкой и изготовлением печатных плат. Точнее, задачей отдела являлась автоматизация процесса подготовки фотошаблонов для изготовления печатных плат и автоматизация сверления отверстий в уже протравленных платах. Народу в отделе было немного, но люди были молодые, дружные, и естественно, выпускники МИИТа. Начальником отдела был Михаил – парень лет 30–35. Он же занимался обслуживанием и ремонтом вычислительной техники – ЭВМ СМ-4, графопостроителя, планшетов для графического ввода разводки печатных плат и кое-какого другого оборудования. Время от времени приходили из других подразделений завода с просьбой починить что-то электронное. Когда нам предложили на выбор – паять или быть при ЭВМ, я захотел быть при ЭВМ: менее формальная работа, больше свободы, да и вообще интереснее.
Технологический маршрут изготовления фотошаблонов был примерно следующий: разводка печатной платы поступала из ВНИИЖТа в виде миллиметровки в масштабе 1:2 или 1:4. Она превращалась в электронный вид на планшетах для графического ввода – электронная доска типа чертежной размером примерно метр на метр. На ней крепилась миллиметровка с разводкой, и данные о разводке скалывались – то есть специальным карандашом с проводком надо было ткнуть в контактную площадку, при этом вводились ее координаты, потом надо было задать один из фиксированных типов площадки – размер и форму, затем надо было тыкаться карандашом во все точки изгиба дорожки, при этом вводились их координаты, по которым можно было бы затем построить это дорожку. И так надо было ввести всю печатную плату. Данные выводились на перфоленту, которая потом вводилась в СМ-4. Сама СМ-4 была укомплектована накопителями на ленте СМ-5300, на сменных магнитных дисках на 27МБайт, и перфоратором для вывода на перфоленту. Кажется, было еще АЦПУ, но им практически не пользовались, так как при печати шум был такой, что в комнате разговаривать было невозможно. Сколотые с планшета данные СМ-ка превращала в управляющую информацию для координатографа – устройства в виде стола или скорее двуспальной кровати размером примерно 3 на 4 метра, который управлялся стойкой с фотосчитывателем перфоленты. Управляющая программа состояла из кадров – набора последовательных операций для координатографа. Один кадр – простейшая операция: провести линию от точки до точки, задать ширину дорожки, задать форму площадки. Координатограф мог рисовать на бумаге цветными чернилами, а мог выводить рисунок печатной платы в реальном масштабе на фоточувствительную пленку при помощи специальной фотоголовки. Сначала готовили перфоленту с управляющей командой на СМ-4, и делали пробный вывод на бумагу. Потом проверяли, правильно ли была сколота информация, правильно ли всё выводится, и вносили коррективы. Что-то серьёзное правили на СМ-ке, а небольшие изменения вносили прямо в управляющую перфоленту – находили нужный кадр, который выполнял неверную операцию, и изменяли его прямо на ленте: пробивали недостающее отверстие или заклеивали лишнее. Отверстие пробивали специальным ручным перфоратором – это небольшая стальная пластинка с зажимом, куда зажималась перфолента. В пластинке были просверлены отверстия, и глядя на просвет, можно было видеть, где пробиты отверстия в ленте, а где нет. Недостающее отверстие пробивалось специальным стальным стерженьком. Лишние отверстия заклеивали бумажными кружочками, которые брали из перфоратора, их приклеивали скотчем. Ручной перфоратор лежал на стойке управления координатографом и считался очень ценным прибором, брать его без спросу не разрешалось. После того, как правильность управляющей программы проверялась на выведенной на бумагу разводке, и убеждались, что всё в порядке, начинался вывод на светочувствительную плёнку. В координатограф заряжали плёнку, ставили фотоголовку, и закрывали координатограф специальным непрозрачным чехлом чёрного цвета. Вывод схемы на плёнку мог продолжаться несколько часов. Потом плёнку несли проявлять, и уже где-то в другом месте с неё изображение переносили на фольгированный текстолит, а затем травили его. Если печатная плата была двусторонней, то делали две плёнки – на каждую сторону. Потом на СМ-ке готовилась программа для сверлильного станка, который автоматически сверлил отверстия в уже протравленных печатных платах. Сверлильный станок был американским, по-моему, это было единственное импортное оборудование на всём заводе. В принципе, были и отечественные сверлильные станки, но они были ненадежными и неточными, поэтому правдами и неправдами добыли американский. Остальное оборудование работало вполне удовлетворительно, и в месяц отдел изготавливал фотошаблоны более чем для десятка плат, точное число зависело от размеров и сложности самих плат.