Поскольку было лето, и операторы планшетных вводов были в отпусках, наших девчонок поставили скалывать миллиметровки, сложного в этом ничего не было, и они освоили этот процесс за пару дней. А меня, как человека, склонного к тому, чтобы покопаться в аппаратуре, Михаил оставил при себе на всякий случай. Случай представился в ближайший понедельник с утра – пришел рабочий, оператор электроэрозионного станка из цеха на первом этаже, и попросил посмотреть станок. Электроэрозионный станок позволяет делать отверстия и выемки сложного профиля за счет электрической эрозии металла в масляной ванне. Рабочий инструмент опускается в масляную ванну, где находится заготовка, между инструментом и заготовкой остаётся небольшой зазор, к заготовке и инструменту прикладывается переменное напряжение вольт на 50 высокой частоты (несколько сот килогерц). Между инструментом и заготовкой начинают проскакивать голубые искорки, и вскоре в заготовке образуется углубление, полностью повторяющее форму инструмента. Так вот, этот станок перестал делать искорки, а делал электрическую дугу вроде электросварки. Поскольку высокочастотное напряжение делалось электронным блоком, то из цеха пришли к Михаилу, как к человеку, понимающему в электронике. В принципе Михаил мог послать их подальше, так как станки были не по его части, но ему тоже иногда приходилось обращаться в цех, чтобы сделать что-то для отдела, и он согласился посмотреть. Выяснив, что я знаю, что такое электроэрозионный станок (я совершенно случайно когда-то прочитал об этом в каком-то учебнике для техникума), Михаил прихватил тестер, инструменты и меня, и отправился в цех. Надо сказать, что размеры блока электроники и обилие масла на всём, чём только можно, меня сильно смутили, но уважительные взгляды рабочих внушили мне уверенность в своих силах. Надо сказать, что это было опытное производство, и тамошние рабочие могли сделать почти всё, что только можно сделать из металла. Когда такие люди смотрят на тебя уважительно, это обязывает. Станок был отечественный, и довольно новый, к нему была документация с электрической схемой и осциллограммами. Мы с Михаилом сходили за осциллографом, и стали мерить контрольные точки. В принципе в институте нас учили пользоваться осциллографом, но уделяли этому не очень много внимания, поэтому если не знать это заранее, то научиться было нельзя. Я читал радиолюбительские книжки, и поэтому примерно представлял, как снимать осциллограммы. Провозившись до обеда, Михаил к этой затее сильно охладел, кроме того, у него же были и свои дела. Увидев, что я умею пользоваться осциллографом и отвёрткой (отверткой я научился пользоваться во дворе 4-го корпуса МИИТа, когда потрошил выброшенную аппаратуру, а когда отвертки не было, отворачивал болтики копейкой), и сильно не наврежу, Михаил предупредил рабочих, что после обеда станок починять будет студент, а у него дела. После обеда я в одиночку под скептические взгляды рабочих стал щупом тыкать в электронные схемы. Блок электроники представлял из себя железный ящик, где в направляющих стояло шесть плат размером примерно 30 на 30 см – плата задающего генератора, и пять одинаковых силовых плат, работающих в параллель, чтобы обеспечить большой ток. На каждой силовой плате было по шесть силовых транзисторов типа КТ805 на радиаторах. С платой задающего генератора было всё в порядке, а на силовых платах осциллограммы даже отдалённо не напоминали то, что было нарисовано в документации. Когда я проверял тестером каждую плату в отдельности, с ними было всё в порядке, когда вставлял их все в блок и включал станок – опять получалась электрическая дуга. Начал я в понедельник, а к среде рабочие окончательно потеряли ко мне интерес, только с утра зашли к Михаилу и спросили, как дела. Тот спросил у меня, я пожал плечами, и Михаил ответил рабочим, что, мол, в процессе, ждите. В четверг к обеду я понял, что от осциллографа толку нет, и надо от приборов переходить к здравому смыслу. После обеда и применил метод, который раньше обычно меня не подводил – метод научного тыка. Я вытащил все силовые платы, кроме одной, и включил станок – все заработало как надо, вокруг инструмента появились голубые искорки. Через пять минут я выяснил, что неисправна только одна силовая плата, еще через пять – что пробило четыре силовые транзистора из шести. Я схватил неисправную плату и побежал наверх к Михаилу. Вбежав в комнату, я сказал, что всё, нашёл, в чем дело. Наверное, я говорил очень громко и возбуждённо, потому что все заулыбались. Короче, через час станок работал как надо. Всю эту эпопею я рассказал для того, чтобы объяснить, каким образом я заслужил право ремонтировать компьютеры. Только после этого Михаил пускал меня с осциллографом внутрь стоек. От работоспособности аппаратуры зависела работа (и зарплата) отдела, поэтому студентам тренироваться на ней не дали бы, но я заслужил.