14. Попытка конструкторской разработки на закате социализма
Весной 1991 года перспективы моей деятельности в "Прогрессе" стали весьма туманными. И это несмотря на то, что зимой в нашем заведении был большой праздник – в самом конце 1990 года Министерство промышленности средств связи, к которому мы относились, преобразовало наше СКТБ "Прогресс" в НИИ Микроэлектронной аппаратуры "Прогресс". Собственно, внешне это выразилось только в замене вывески рядом с входной дверью, и, возможно, повышением окладов руководству, но статус НИИ в тогдашнем негласном табели о рангах был существенно выше статуса СКТБ, и этого события многие старые сотрудники дожидались давно. Я же не разделял общей радости – во-первых, я не был искушён в тонкостях статусных различий советских инженеров, а во-вторых, тема "Кристалл", по которой я работал, явно пришла в упадок и её закрытие было делом времени. Я же занимался только "Кристаллом" и не был ни разработчиком микросхем, ни САПРовцем, и получалось, что если "Кристалл" закроют, в "Прогрессе" мне делать нечего. Поэтому я искал направление для приложения своих усилий в рамках "Прогресса".
Как-то в начале апреля 1991 года я встретился со своим однокурсником Славкой Титковым. После института его распределили в Подлипки, в НПО "Энергия". Но в то время в речах руководителей партии и государства уже звучало слово "конверсия", и перспективы работы в ракетно-космической отрасли были крайне туманными. Кроме того, Славке пришлось жить в общежитии, что его не слишком радовало. Короче, через год он распрощался с НПО "Энергия", несмотря на необходимость отработать три года по распределению, и устроился работать в научно-производственный кооператив в районе метро "Электрозаводская", откуда ему до дома было ехать всего час. В разговоре с ним речь зашла и о других наших однокурсниках. Славка упомянул Димку Савинова, который трудился в каком-то кооперативе по производству дозиметров. Память о Чернобыле тогда была ещё свежа, и дозиметры пользовались спросом. В основном это были простейшие приборы со стрелочным индикатором, по техническому уровню недалеко ушедшие от первых массовых дозиметров 50-х годов. Но стоили они, тем не менее, довольно дорого, и производство их приносило приличные деньги.
Наличие ключевого слова "деньги" и потенциальная возможность что-нибудь поразрабатывать сразу же сложились у меня в готовую схему. На следующий день я подошёл к Ватагину и сказал: "А почему бы нам не разработать заказную микросхему для дозиметра?" Шеф немного ошалел от такого скачка мысли и стал объяснять мне, что дозиметры – это закрытая сфера, их надо сертифицировать, поверять в Минатоме, где-то брать счётчики Гейгера для них… Я ответил: "Нет, мы будем только разрабатывать микросхемы для дозиметров, а выпускать дозиметры будут другие, и проблемы по сертификации тоже будут не наши. Сейчас дозиметры делаются на примитивных стрелочных приборах или на простейших четырёхразрядных цифровых индикаторах и пяти микросхемах. А мы сделаем специализированную микросхему, которая существенно повысит функциональные возможности прибора, и будем поставлять её производителям дозиметров". Чтобы быть более убедительным, я произнёс ключевое слово "деньги". Шеф призадумался, и после обеда сказал мне: "Надо выяснить, какие заводы выпускают счётчики Гейгера, и через них выйти на производителей дозиметров. Сейчас на ВДНХ как раз проходит какая-то выставка на тему радиационной безопасности, съезди и посмотри". Как раз был конец апреля – пять лет со дня Чернобыльских событий. Не дожидаясь конца рабочего дня, я отправился на ВДНХ.