Кадеты там сновали потому, что университет — один из шести вузов США, где ведется подготовка офицеров-резервистов для вооруженных сил. А «нас» в данном случае означало советских участников и гостей конференции, посвященной политике «перестройки и гласности» в СССР. Из Нью-Йорка на нее были приглашены сотрудники советского постпредства при ООН во главе с послом. Среди них был и один из старших дипломатов — Сергей Лавров. Устроителем международного форума выступала ассоциация студентов университета.
После Нью-Йорка кампус удивил меня прежде всего тем, что казался чисто белым по составу населения. Когда я этим поинтересовался, мне ответили, что у техасских афроамериканцев «свои школы».
Следующим сюрпризом стал семинар по русской литературе. Вместо примитивного «ликбеза», на который я внутренне настраивался, посчастливилось поприсутствовать на одном из самых интересных разборов притчи о «Великом инквизиторе» и искушениях Иисуса Христа, какой я когда-либо слышал. Впрочем, особо удивляться не следовало, поскольку, как позже выяснилось, вела занятие профессор-литературовед, эмигрантка советской школы.
Кстати, я теперь вдруг подумал, что ведь не только отдельные личности, но и целые народы могут, видимо, подвергаться искушениям. В том числе — и властью над миром, то есть мировым господством. И история последних десятилетий, возможно, как раз и показывает, чем кончаются подобные искушения для тех, кто их не выдерживает.
Впрочем, пути Господни неисповедимы, а в Техасе я искушал студентов одним и тем же вопросом. Всех подряд спрашивал: если после выпуска придется выбирать между интересной и любимой работой при плохом заработке и обратным вариантом, что предпочтете? Все отвечали одинаково: я-то лично за идеалы, но уверен, что все остальные выберут деньги…
С тех пор это описание прагматизма и идеализма служит для меня точкой отсчета в самых разных ситуациях, связанных с настройкой морального камертона, — и не только в США. В Москве я уже не раз предлагал тот же вопрос группам российских и американских студентов и убеждался, что молодежь и теперь мечтает о журавле в небе, но на деле часто предпочитает синицу в руках.
«Что вы все о работе да о работе? — упрекнет меня читатель. — Вы же, наверное, за океаном все-таки иногда и отдыхали?»
Разумеется. Хотя ничего особо нового на эту тему я, пожалуй, не скажу. Знакомились с городом, включая знаменитый у нас Брайтон-Бич. Осматривали окрестности, прежде всего в долине Гудзона. Если позволяло время, совершали более дальние автомобильные вылазки — вплоть до Ниагары и Канады. Летом иногда ездили на выходные на посольскую дачу — ту самую, которую позже, при Бараке Обаме, США у России отобрали.
Ну и, конечно, самым стандартным времяпрепровождением был шопинг. Забавно, что по работе я тогда старательно разбирался в феномене американской рекламы, писал о нем, знал и повторял тезис о том, что самый уязвимый для воздействия рекламы человек — тот, кто уверен, что на него она не влияет. Сам числил себя таким вот «неподдающимся», но при этом регулярно рыскал по распродажам — «сейлам».
Впрочем, мне казалось, что так или примерно так вели себя в советской колонии едва ли не все. Оправданием служили ссылки на необходимость обеспечивать не только себя, но и остававшуюся дома в условиях дефицита родню.
Жили «колонисты» замкнуто. Общения с «аборигенами», не вызванного прямой служебной необходимостью, было мало. Правда, отчасти положение начало меняться после того, как нашим детям разрешили учиться в американских школах. Волей-неволей расширился круг знакомств и у родителей, большинство которых сразу воспользовалось новым правом. Во второй класс местной нью-йоркской школы пошла тогда и моя старшая дочь Аня.
Что касается культурного досуга, журналистам его отчасти позволяла заполнять работа. Для официально аккредитованных в городе и «знающих ходы» репортеров доступно было многое — от музейных выставок до театральных премьер.