В мужской группе своим крепким лирико-драматическим голосом привлекал Никита Пушкарь. Большой удачей певца явилась партия Канио в "Паяцах".
В нашем ансамбле начинал свою сценическую карьеру Владимир Нечаев. Он, так же как и я, пел небольшие партии и мечтал о карьере оперного певца, но после расформирования ансамбля резко изменил свое амплуа и стал петь популярные советские песни. Объединившись с Владимиром Бунчиковым, они составили прекрасный ансамбль.
Симпатичный лирический баритон был у Сергея Ильинского. К сожалению, узость репертуара ансамбля не давала ему возможность проявить себя более широко, но все же выступление певца в "Паяцах" в партии Сильвио произвело на всех большое впечатление. После окончания Великой Отечественной войны Сергей Ильинский стал ведущим солистом Музыкального театра имени К.С.Станиславсого и Вл. И. Немировича-Данченко. Радовал слушателей и еще один лирический баритон - Александр Покровский.
Работали в ансамбле и певцы - драматические баритоны. Один из них Иван Александрович Вартанов - принадлежал старшему поколению исполнителей и пропел в разных театрах не один десяток лет. Вартанов был очень артистичен и владел большим репертуаром. Он очень эффектно исполнял роли Тонио в "Паяцах" и Джанни Скикки в одноименной опере Пуччини. Успешно справлялся с этими ролями и другой баритон - Борис Любимов. Интересно отметить, что до поступления в ансамбль он пел в Большом театре басовые партии, даже такую, как Мельник в "Русалке" Даргомыжского.
И, наконец, бас Владимир Андриевский исполнял небольшие эпизодические партии и так же, как Ильинский, вскоре после войны стал солистом Театра имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко.
В этом ансамбле Козловский был не только руководителем, но также и режиссером, и исполнителем. Мне приятно вспомнить, что, работая с молодежью, он всегда проявлял доброжелательность.
Иван Семенович показывал, как нужно спеть ту или иную фразу, как она должна быть окрашена, как правильно, сфокусированно взять верхнюю ноту, как решать ту или иную мизансцену, а подчас целый акт или всю оперу. Он учил нас высокой выразительности жеста, мимики, дикции, учил понимать весь образный строй спектакля,
Конечно, советы такого огромного мастера для нас, молодых, были бесценными.
Никогда не забуду постановки опер, в которых выступал Иван Семенович. В "Вертере" Ж. Массне он так легко и свободно пел заглавную роль, что, казалось, голос его не имеет предела. В "Паяцах" Р. Леонкавалло он исполнял небольшую партию Арлекина, придавая этой роли значительность и яркость. Еще хочется сказать о его Орфее. Партия в одноименной опере Глюка написана для меццо-сопрано, и в некоторых спектаклях у нас ее исполняла М.П. Максакова. Но так как образ легендарного певца мечтал создать еще Л. В. Собинов, то была сделана новая редакция партии - для тенора. Козловский воспользовался ею и неизменно поражал и восхищал слушателей в этой роли.
В наших спектаклях часто пели и другие выдающиеся оперные певцы. Кроме Козловского и Максаковой, у нас выступали Александр Иосифович Батурин и Леонид Филиппович Савранский - они исполняли партию Сальери в опере Римского-Корсакова. Батурин выступал также в Прологе "Паяцев". Эта ария обращение к зрителю - написана для баритона, причем мощного, свободно владеющего предельным высоким регистром. А у Батурина был хоть и высокий, но все же бас. Однако он легко справлялся со всеми трудностями, его голос звучал мягко и свободно, а заключение Пролога, изобилующее предельными для баритона нотами, приводило весь зал в восторг.
Мне запомнился еще один исполнитель партии Канио в "Паяцах" знаменитый украинский певец Ю. С. Кипоренко-Даманский. Ему в то время было уже за шестьдесят, однако с самых первых фраз певец поразил нас своим голосом. Мне даже сначала показалось, что у него не тенор, а драматический баритон, настолько был мощным, звучным, объемистым да и красивым по тембру его голос. Когда закончился первый акт оперы и певец в финале спел свое знаменитое ариозо "Смейся, паяц", в зале разразилась невероятная овация. Артисту пришлось повторить ариозо. Но, видимо, Кипоренко-Даманский, по своей природе очень эмоциональный и темпераментный артист, первый раз исполняя ариозо, отдал очень много сил, и во второй раз, подойдя к кульминации на верхних нотах, просто проговорил: "Смейся, паяц, над разбитой любовью! Смейся и плачь над горем своим". Но публика все равно бурно приветствовала артиста, а все мы, участники спектакля, очень заволновались - хватит ли у певца сил спеть второй, более трудный акт? И, когда Кипоренко-Даманский вновь вышел на сцену, голос его снова звучал с необыкновенным блеском и силой, а свою арию "Нет, я больше не паяц" он спел с такой страстью, что зал опять обрушил на него бурю аплодисментов.
Я исполнял в этих спектаклях маленькие роли, что было естественно. В "Вертере" я пел партию Иоганна - одного из друзей отца Шарлотты, главной героини оперы, в опере Д. Пуччини "Джанни Скикки" - комическую партию Симона, одного из старейших членов семьи, ожидающей богатого наследства. Здесь мне приходилось гримироваться. Я клеил парик с большой лысиной. В опере советского композитора В. Трамбицкого "Гроза", написанной по одноименной пьесе А. Н. Островского, я играл роль богатого купца-самодура Дикого. Это трудная в вокальном отношении партия, и овладение ею стало трамплином к моему дальнейшему профессиональному росту.
Неожиданно спел я и басовую партию в "Реквиеме" Верди. Артист, который должен был петь басовую партию, заболел. Осталось всего три дня до концерта, и партию эту предложили исполнить мне. Она состоит из шести больших номеров, которые идут на латыни, и очень сложна вокально - эпизоды в высоком регистре чередуются с предельно низкими басовыми фразами. Нужно суметь голосом сделать эти переходы! Кроме того, все четыре солиста сопрано, меццо-сопрано, тенор и бас часто поют без сопровождения оркестра, и, если ты чуть-чуть сфальшивишь,- весь ансамбль рухнет. Нужно было петь предельно чисто! Все же я в трехдневный срок все это выучил и спел. Так что не только других поразил, но и сам себя. До сих пор не могу понять, как это у меня получилось. Ведь такую труднющую огромную партию я пел наизусть! Дирижировал замечательный музыкант Л. П. Штейнберг, много лет работавший в Большом театре.
В опере Римского-Корсакова "Моцарт и Сальери" Моцарта пел Козловский, а Сальери - Батурин или Савранский. Мне тоже предложили выучить эту партию. Очень трудная и высокая по тесситуре, она требовала большой и кропотливой работы, но я не успел доучить ее - началась война...
Теперь, оценивая этот период своего становления, я прихожу к выводу, что работа в ансамбле была замечательной школой, так как мы, молодежь, исполняя свои маленькие партии, могли учиться у больших мастеров.
...Еще будучи студентом, я понял, что все приемы артистического мастерства, которые я открывал в музыкальных или драматических спектаклях, могли мне помочь в моем становлении как артиста, в моей дальнейшей творческой жизни. Поэтому всеми правдами и неправдами я старался попасть не только в Большой театр, но и в Оперный театр имени К. С. Станиславского, Музыкальный театр имени Вл. И. Немировича-Данченко, во МХАТ, в Театр Вахтангова. И в Малом театре я не пропускал ни одного нового спектакля.
Самое сильное впечатление на меня произвели две оперы, поставленные перед самой войной. Первая - "Фауст" Гуно. Она запомнилась прежде всего замечательным составом исполнителей. Фауста пел Сергей Яковлевич Лемешев молодой, красивый, стройный. Он был в самом расцвете таланта, пел блестяще и успех имел колоссальный. Партию Маргариты исполняла Глафира Вячеславовна Жуковская. Она обладала прелестным голосом и была настолько яркой певицей и актрисой, что производила неизгладимое впечатление. Иван Павлович Бурлак пел Валентина, и ему особенно удавалась каватина Валентина и сцена поединка, партию Мефистофеля с блеском исполнял Александр Степанович Пирогов, который тоже был в полном расцвете сил. Его колоссальный голос поражал красотой и блеском.
Второй спектакль, который меня особенно захватил,- "Севильский цирюльник". В нем тоже был редкостный состав исполнителей. Розину пела Валерия Владимировна Барсова, обладательница такого мощного лирико-колоратурного сопрано, которое заполняло весь театр. А ее фантастическая техника просто потрясала. Графа Альмавиву пел С. Я. Лемешев, А. С. Пирогов - Дона Базилио, а Фигаро - Дмитрий Данилович Головин, обладавший удивительно красивым голосом. А пел он с таким темпераментом, и в зал неслась такая лавина упоительных звуков, что в те моменты, когда он появлялся на сцене, остальные великолепные исполнители отходили на второй план.