— И что потом было?
— Да ничего особого. Этот стрелок, кажется, сейчас в СИЗО, суда ждет. Остальные двое затаились, но я им раньше показал, что настроен серьезно, — про Стаса я тоже решил не рассказывать. — Теперь до глубокой осени можно расслабиться, пока тот парень из армии не вернется… думаю, с ним тоже придется что-то делать, вряд ли он сам по себе успокоится. Так что обои переклеить успею, но в августе.
Шутка получилась так себе, и Александр Васильевич даже не улыбнулся.
— Ясно… — повторился он. — Да уж, выпустил я Алку, выпустил… с этой работой. А машина у тебя откуда? Родители купили?
— Нет, сам. Знакомый предложил, дешево совсем, я и взял. Водить умею, чинить тоже, да и она на ходу… права есть… с гаражом пока непонятно, но до осени время есть, тогда и буду думать.
— Так… — он посмотрел в окно, которое перегораживала крона какого-то тополя. — Понятно, что ничего не понятно. То есть с этими ребятами пока никаких… ну… проблем не будет?
— Думаю, да, — ответил я. — Пока — точно. Я уверен, что они не поедут за нами ко мне на родину. Мы с Аллой хотим ко мне съездить, думали в субботу стартовать, но теперь задержимся, — пояснил я, заметив его вопросительный взгляд.
Вид у него был странный — он словно получил в прикупе пару тузов к мизеру и уже посчитал в уме взятки на «паровозе». Мне даже стало его немного жалко, но я мужественно промолчал — некоторые вещи люди должны обдумать самостоятельно.
— Так… — протянул Александр Васильевич. — У меня, пожалуй, остался только один вопрос. Егор, расскажи мне, что за история с вашим арестом?
Глава 3
Свидание с прошлым
У меня не было ответа на вопрос Александра Васильевича о нашем аресте. Мысленно готовясь к его визиту, я обдумывал, что он должен знать о нас и что ему следует сообщить, и тот вынужденный визит на Лубянку месячной давности решил даже не упоминать. Пребывание в старой камере для врагов народа даже слегка потускнело в моей памяти — было и было, мало ли что случается в жизни, тем более что никаких последствий этого сидения взаперти так и не проявилось. К тому же и Валентин обещал…
Но тут пришлось думать, и думать быстро — и у меня почти мгновенно выстроилась линия поведения, которая, правда, в итоге могла угрожать уже отцу Аллы, чего мне хотелось в последнюю очередь. Но я напомнил себе про травоядные нынешние времена — и посчитал, что риск оправдан. К тому же, скорее всего, он говорит с чужих слов, а сдавать госбезопасности неизвестных мне лично людей, которые наверняка и донесли до отца Аллы это откровение, — легко и приятно.
Александр Васильевич понял моё недолгое молчание по-своему.
— Постарайся не врать, — жестко сказал он. — Мне достоверно известно, что вы с Алкой несколько дней сидели в настоящей тюрьме.
— Даже в мыслях не было, — откликнулся я. — Тут другое… откуда у вас эти сведения?
— Какое это имеет значение?
— Для нас с вами, думаю, никакого, — я пожал плечами. — А вот для… Так кто?
— И… неважно. Я знаю этого человека много лет, и ни разу не слышал от него лжи.
— Всё когда-нибудь случается впервые, — заметил я. — Подозреваю, что он сказал вам не всё, далеко не всю историю. И проблема в том, что вам всё равно придется назвать его имя… Не мне! — я прервал его возражения, которые он готовился изложить. — Мне оно в любом случае вряд ли что скажет, поэтому я даже и пытаться не буду. Но уж поверьте — теперь от вас не отстанут. А я буду вынужден рассказать о вашем интересе, у меня другого выхода нет.
Возможных линий поведения у меня было — насколько я мог судить — ровно две. В одной я всё отрицал, убеждал отца, что никакого ареста и вообще никаких сношений с Лубянкой не было ни у меня, ни у Аллы, ни у нас обоих. Вряд ли это помогло убедить его — особенно с учетом того, что он узнал о нашем аресте из очень надежного, по его мнению, источника. Не добившись ничего от меня, он насел бы на свою дочь — и не факт, что Алла, которая относилась к отцу очень нежно и трепетно, не сдала бы нас с потрохами. Конечно, это всё равно ничем нам не грозило — всегда оставалась возможность сказать, что это продолжение той истории со стрельбой и прочими неприятностями, месть от знакомых посаженного за решетку Родиона и его семьи и всё такое, но все мои усилия по завоеванию доверия отца моей девушки пошли бы прахом.
Ну а вторая линия включала непосредственное участие в разрешении этой ситуации Валентина. Мне это не очень нравилось, но иного выхода за отпущенные мне секунды я не увидел; к тому же он обещал, что наш арест останется тайной — а тут на свет выполз какой-то левый товарищ, который, к несчастью, оказался знакомым моего будущего тестя и прилежно донес до него всё информацию. Впрочем, Валентину это и на самом деле могло быть полезно — подозреваю, что сотрудникам любой спецслужбы в любые времена интересно точно знать, что их ведомства «текут», как именно и через кого. Но в такие дебри я влезать не собирался — подполковник сам догадается, не маленький.