Но я не был юристом и даже не собирался им становиться. И не хотел ничего менять… кроме, разве что, той статьи УК РСФСР, которая касалась частнопредпринимательской деятельности и коммерческого посредничества — без неё мне было бы значительно безопаснее заниматься задуманным мною бизнесом по изготовлению декодеров для просмотра западных видеокассет. Да и предложение гаражного соседа Николая можно будет рассмотреть уже с практической точки зрения…
В общем, я хотел чего-то вроде перестройки, только без возможности воровать социалистическую собственность. Меня-то до этого воровства точно не допустят, а если сам влезу — грохнут, тут к бабке не ходи. А вот делать что-то своими собственными руками… хотя, правда, и там все эти запчасти и те же микросхемы были цельнотянуты с заводов в обход отделов сбыта. То же самое воровство, вид сбоку.
В любом случае, живой и здоровый Боб в моих планах не учитывался никак. Отсидевший и вернувшийся с зоны лет через десять — тоже. Отпущенный из психушки через два года — тем более. Через два года мы с Аллой как раз планировали подумать о ребенке, а этому упырю насрать на высокие материи — он может окончательно съехать с катушек и воткнуть свой нож как раз туда, где зарождается новая жизнь.
Так что ну этого Боба нахрен. Пусть его грешная жизнь завершится в этом комфортабельном сарае. Я не против. Главное — помнить, что Алле об этом знать не обязательно. Точнее, ей лучше вообще об этом не знать. Я тронул Валентина за плечо и мы остановились в коридоре.
— Что? — недоуменно спросил он.
— Алле ничего не говорите… — тихо ответил я.
— О чем? — он тоже понизил голос.
— Что он пропадет без вести.
— А, это. Я и не собирался. Сам не проговорись… хотя, у тебя с сохранением тайны и так всё хорошо. А одной больше, одной меньше… По себе знаю.
Михаил Сергеевич и Алла обсуждали немецкие переводы — словно в стране не происходило неизвестно что, а мы с Валентином и в самом деле просто вышли подымить на крыльце. Я услышал пару слов на языке Гитлера и Шиллера, но общий смысл их препирательств от меня ускользнул.
Вообще я был очень благодарен старику за эту идею с переводами. С первой порцией Алла разобралась как-то быстро, почти не отвлекаясь от экзаменов и позволив мне заниматься, чем душе угодно. Именно за ними и приезжал посыльный от Михаила Сергеевича; он же привез гонорар и следующее задание — не такое большое, но, как оказалось, заковыристое. С ним Алла провозилась чуть подольше и успела прямо накануне прилета отца — благо сессия уже завершилась, и она была почти свободным человеком.
Заплатили ей, правда, на мой взгляд, очень и очень мало — за первую порцию рублей двадцать, за вторую обещали пятнадцать. Но Алла просветила меня, что переводчики в СССР вовсе не были привилегированным классом и котировались примерно наравне с пенсионерами и дворниками; но дворникам ещё и служебное жилье давали. Да и о пенсионерах и ветеранах государство тоже не забывало — в отличие от переводчиков.
Их выработка тут считалась в неких авторских листах — сорок тысяч печатных знаков с пробелами; для темного меня Алла перевела их в страницы обычной книги — получилось примерно двадцать две штуки. На этот объем отводилось десять дней, а платили за него примерно рублей пятьдесят — но могли и накинуть немного за сложность. И десяток страничек машинописного текста, которые ей вручил Михаил Сергеевич, больше чем на две красненькие не тянули ни при каких раскладах — по её мнению, старик и так был очень щедр, учитывая её студенческие таланты. Я ещё больше уверился, что это было какой-то формой благотворительности — наши кураторы просто заглаживали вину перед нами за собственные косяки, но делали это исподволь, без бросания пачек с купюрами с барского плеча. За это я их и ценил.
Впрочем, Алла рассказала ещё, что отдельно такой профессии, как «переводчик» в Советском Союзе нет. Вернее, некий человек может заниматься переводами, например, в каком-то издательстве, но там никаких гонораров — только оклад и возможная премия. А вот такого рода переводы — это по факту подработка, их можно получить через некое Бюро переводов, в которое берут только тех, кто уже имеет официальную должность. В общем, на мой взгляд, это было не так прибыльно, как хотелось бы. Но Алле нравилось — и вроде бы у них в институте подобная деятельность могла учитываться как производственная практика. Но со своей она уже разобралась, а нам и тридцать пять рублей не помешают. Сходим пару раз в «Лиру».