— Да откуда я знаю? — я пожал плечами. — Куда угодно.
— Ясно всё с тобой, — улыбнулся Валентин. — Поехали, ученичок.
Из поселка писателей мы выбирались молча. Также молча повернули на Минское шоссе и двинулись по направлению к МКАДу. Я вёл машину, почти без участия мозга — нажимал на газ и тормоз, крутил баранку и следил за соседями по дороге, чтобы они не въехали в нас. В голове было пусто.
И лишь в районе будущего Сколтеха Валентин очнулся, внимательно посмотрел на меня — и очень коротко бросил:
— Спрашивай.
Я не сразу воспользовался предложенной опцией. Но потом понял, на что хочу получить ответ.
— Всё закончилось?
— Скорее всего, — он не стал уточнять, о чем я спрашиваю. — Да, скорее всего. Без Олега Михайловича всё рассыплется. Остальные проблемы можно решить в рабочем порядке… а некоторые уже решены или будут решены в самое ближайшее время.
«Пропадет без вести».
— Это хорошо… — задумчиво произнес я. — Только за Лёхой нужен пригляд, он, кажется, опять во что-то ввязался. Второй вроде остепенился.
— Если влезет куда не надо — присмотрим, — безразлично сказал Валентин.
Судьба Лёхи его, похоже, совсем не беспокоила. Меня, впрочем, тоже.
— Вы с ним дружили?
И тоже обошлось без уточняющего вопроса.
— Нет, — ответил Валентин слишком быстро. — Начальник и подчиненный никогда не дружат. Я его уважал… до сих пор уважаю. А он… надеюсь, он просто радовался моим успехам… Хотя бы до того момента, когда его уволили. Обидно, что он закончил так. Но надеюсь, что его похоронят хорошо, как положено заслуженному… писателю.
— Вы его не простили.
— Некоторые вещи не прощают.
— А что со службой в КГБ? Почему он об этом заговорил?
— А, это… не бери в голову, — отмахнулся Валентин. — Учись пока, там видно будет. Ты на кого хотел?
— В МИРЭА документы подал.
— Да, точно, ты говорил, — я не поверил, что Валентин об этом забыл. — А почему, кстати, именно в этот институт?
— Честно говоря, я и сам уже не знаю. Тогда в голову пришло — компьютеры, электроника, за ними будущее… у нас там так было. А сейчас уже и не уверен.
— Это плохо. Нужно хорошо представлять, чего ты хочешь от жизни.
— У меня сорок лет было, чтобы это выяснить, и мне не удалось, — повинился я. — Думаете, тут я за два месяца всё понял?
— Некоторые месяцы за годы идут, — Валентина потянуло в философию. — Но одно скажу — вряд ли кто-либо тебе что путное посоветует. К себе прислушайся и реши. Других способов не существует. Только сам. Кстати… останови-ка вот тут, перед поворотом. Посмотрим, чем нас соблазнял Олег Михайлович.
Я тут же чуть притормозил, чтобы предупредить прижавшийся к нам сзади «Москвич» о маневре — и вызвал гневный звук клаксона. Отсюда до МКАДа оставалось километра два, и мне было любопытно, куда этот отчаянный товарищ так рвется. Хотя вру — совсем не интересно. Я съехал на обочину и остановился.
Весь багаж покойного Олега Михайловича состоял из обычного кожаного чемодана и того самого небольшого пластикового дипломата, который мне не доверили. В карманах у погибших не было ничего необычного — только у «писателя» имелся паспорт на имя Олега Михайловича Шмелева и удостоверение соответствующего Союза. Оружия у них действительно не было.
Первым Валентин открыл чемодан — посмотрел несколько мгновений и захлопнул его обратно.
— Просто личные вещи, ничего интересного, — констатировал он.
Потом настала очередь дипломата. Кодовый замок не открывался, и Валентину потребовалась моя помощь. Верный ломик не подвел и на этот раз — код против него не устоял. Открывать чемоданчик я не стал — доверил это генерал-майору.
А потом чуть не офигел от увиденного.
Дипломат был разделен на три части. В одной лежали пачки сотенных рублевых купюр; во второй — пачки же долларов, фунтов и, кажется, французских франков, я их видел когда-то и запомнил относительно уверенно. А в третьем отделении очень плотно были напиханы какие-то обычные на вид мешочки с завязками. Валентин взял один, распустил узел — и выкатил на ладонь пару алмазов.
Наверное, это могли быть и подделки, но я почему-то не сомневался, что алмазы — настоящие. Сегодня всё было настоящим. И пистолет, и алмазы, и смерть.
— Богатенький какой буратино был… — пробормотал я, не в силах отвести взгляд от этого богатства.
Мешочки меня не привлекали — я всё равно не знал, что делать с драгоценными камнями, а советское государство очень нервно относилось к посягательству на его монополию в этом вопросе. По этой же причине я с трудом отвел взгляд от иностранной валюты — с обменниками сейчас было туго, зато в Уголовном кодексе было упомянуто несколько неприятных — вплоть до расстрела — наказаний за её хранение. Я вяло подумал, что Валентин, наверное, мог бы и отмазать меня от статьи, но загнал эту мысль поглубже, чтобы он ничего не понял по моему лицу.