И снова я ничего не смогла с собой поделать. У меня отвисла челюсть, и я чуть не рассмеялась ей в лицо. Сейчас? После всех этих лет она вдруг решила, что хочет вступить в клуб, я должна помнить, что сказал мне мертвец, когда мне еще и десяти не исполнилось? Какого, блин, черта?
- Ну что ж, мне тогда было… - я подняла глаза на огромный калькулятор в небесах. – Даже не знаю, четыре или пять, а значит… сколько лет назад? Математика не мой конек.
- Двадцать три, - подсказала Дениз.
- Значит, мне было четыре.
- Знаю, - отозвалась она, сжав пальцами сумочку. – Но еще я знаю, как удивительно устроен твой разум. – Она в упор посмотрела на меня. – Ты никогда ничего не забываешь.
- Ты права. Я очень хорошо помню, как ты надавала мне пощечин в парке на глазах у всех. И как на пляже ты за волосы оттаскивала меня от велосипеда. И, конечно же, я помню, как пыталась передать тебе слова твоего отца, а ты меня отлупила и всю дорогу до папиного бара орала на меня. – Я подалась вперед. – Ты плюнула мне в лицо.
Губы Дениз превратились в ниточку, будто она вот-вот заплачет. Проклятье, а она молодец. Не знай я ее, сказала бы, что она действительно сожалеет о том, что наделала.
- Тогда в парке я была шокирована. То, что ты сделала… - Она глубоко вздохнула, решила, видимо, не зацикливаться на этом упреке и перешла к следующему: - Мое кольцо запуталось у тебя в волосах. Я говорила тебе не лезть на тот велосипед, но ты не послушалась.
Если бы обжигающая ярость могла как-нибудь выйти за пределы моей души, от Дениз осталась бы горстка пепла. Или крошечный обугленный кусочек, похожий на Гитлера, потому что она, хоть убей, очень мне его напоминала. Значит, во всем виновата я? Да как у нее язык повернулся ляпнуть такое?
- И, если ты помнишь, я даже не знала, что мой отец умер, когда ты сказала, что он передал мне послание из могилы. Как я должна была на это отреагировать, Шарлотта?
- Видимо, только плюнув мне в лицо.
Она опустила голову:
- Если я извинюсь, это поможет?
- Не особенно.
- Так ты передашь мне его послание?
Печаль и раскаяние в ее глазах так и пожирали мою решимость. То есть не так чтобы очень, скорее как мышка, откусившая кусочек от головки сыра размером с гору Рашмор. Но этого хватило, чтобы я ответила:
- Ей-богу, я дословно не помню. Там было что-то о синих полотенцах. Или о полотенцах, которые не были синими. Твою мать, не знаю.
Что ж, я выругалась вслух только потому, что знала: Дениз такие выражения ненавидит. Однако толку от моих стараний было мало – она так глубоко задумалась, пытаясь понять, к чему могут относиться мои слова, что и не заметила. Внезапно что-то в ее воспоминаниях заставило ее просиять:
- Погоди-ка.
- А долго? У меня и правда дел невпроворот.
Дениз встала и повернулась ко мне спиной.
- Что именно он говорил о полотенцах?
Я глубоко вздохнула:
- Говорю же, что-то о том, что они не были синими. Кажется, он сказал, что ты в этом не виновата.
Печаль врезалась в меня, как лавина из чистой кислоты. Глаза запекло. Грудь сдавило. И я закрылась. Захлопнула дверь, в которую сочились эмоции, и вдохнула полной грудью чистый, не обжигающий изнутри воздух.
Дениз повернулась и упала передо мной на колени. На колени! Мне стало жутко неловко. Я попыталась отодвинуться, но и так уже сидела в самом конце дивана, который, может быть, получит имя Консуэла. Наверняка у меня на лице было написано отвращение, которое я сейчас испытывала.
- Это ко мне даже не относится, - благоговейно пролепетала Дениз. – Это о тебе. Он пытался сказать мне о тебе.
- Ты вторгаешься в пузырь моего личного пространства.
- Он пытался сказать мне, какая ты особенная.
- А ты не слушала, - я поцокала языком. – Надо же, какой сюрприз. А теперь серьезно, ты лезешь в мой пузырь.
- Извини, - сказала она, удивленно озираясь. – Я… Прости меня, Шарлотта.
Я понятия не имела, каким макаром сообщение ее отца касалось меня, или как Дениз пришла к такому выводу через синие полотенца. К сожалению, меня не очень-то заботил этот вопрос.
- Это все? – спросила я.
- Нет.
- Что ж, на сегодня других посланий для тебя у меня нет. Разве что о том, что у меня дел по горло. А это очень, очень важная информация. – Я взяла с пола сумку, опять надела очки и встала, чтобы уйти.
- Ты можешь сказать, грозит ли кому-нибудь в скором времени смерть? – спросила Дениз, пока я не успела дойти до двери.
Так и знала. Опустив голову и стиснув зубы, я ответила:
- Точно не знаю.
К сожалению, у меня было неприятное чувство, что могу. И всегда могла. Но это одно из тех зудящих ощущений на задворках разума, на которые я, как правило, не обращаю внимания. Например, когда в одежде на Куки одновременно присутствуют фиолетовый, красный и розовый, я просто-напросто заталкиваю этот факт в самый дальний уголок сознания. Я не знала, как объяснить это кому-то вроде Дениз, так что не стала и пытаться.