Конечно, Виктор понимал - колет он жестоко, но не мог удержаться, да и сегодня затягивать ссору не хотелось: приходилось бить по больному. Марина сдалась, затихла, не ответила, отвернулась к раковине.
- Ну вот и чудненько. - Виктор звучно хлопнул себя по коленям, встал, привычно долбанулся о плафон. - Чтоб ты треснул!
Потирая затылок, пошёл в прихожую, принялся копаться в нише собираться в поход. Впрочем, всё рыбацко-грибное снаряжение лежало в куче. Виктор для порядка проверил, в рюкзаке ли всякие мелочи - спички, веревка, ножи, валидол... Положил туда же туристский топорик: не дай Бог забыть! Успокоенный, устроился в большой комнате перед телевизором.
Вскоре к нему присоединились жена и тёща. Сидели молча, впитывали откровения программы "Новости". После сводки погоды ("Ага -- Москва пророчит вёдро в наших палестинах!") Виктор привычно переключил на третий канал: чем там на этот раз Невзоров запугивает?
"Муж убил свою жену из ревности. Всю ночь в ванной, таясь от пятилетнего сына, распиливал и разрубал на части труп, выносил в сумках на пустырь, закапывал...
Мужчину тридцати двух лет убили дома жена и тёща (Виктор хмыкнул, покосился на своих), потом отрезали ему голову, руки, ноги, половые органы, вспороли живот, вынули кишки и выложили их на красивом жостовском подносе. Убили после того, как застали его насилующим родную восьмилетнюю дочь извращенческим способом..."
- О, Господи, - вздохнула Лидия Семеновна, закуталась плотнее в шаль.
"В канализационном люке найден труп неизвестной молодой женщины. Жертва изнасилована и зарезана, на теле - двадцать две ножевых раны..."
За десять минут никто, кроме Невзорова, не уловчился бы напихать в уши телезрителей столько ужасов и кошмаров. Но, странное дело, смотреть "600 секунд" становилось уже наркотической потребностью. И если в последнее время Марина по-прежнему смотрела передачу молча, сосредоточенно и хмуро, если Лидия Семеновна продолжала охать, ахать и стенать, то Виктор нервы свои закалил: мог даже в самом убийственном месте телешоконо-востей зевнуть, с хрустом, пугая тёщу, откусить яблоко, всласть потянуться - мол, нас не застращаешь, не таковские!
Невзоров не без юмора пожелал потенциальным жертвам и убийцам спокойной ночи. Виктор переключил на местную программу. На экране угрюмый майор - не чета питерскому ведущему, и не в пример ему, бэкая и мэкая -- бубнил о преступлениях областного масштаба. Но скучать тоже не приходилось - в родном сонном городе дела творились ещё те. За неделю: два убийства, шесть разбойных нападений, три изнасилования, одиннадцать случаев тяжких телесных повреждений...
Ничегошеньки себе! И опять - про побег. Майор показал фотокарточки джеков-потрошителей: один - молодой, чернявый, похож на кавказца, взгляд веселый, циничный; второй - в годах, лицо каменное, квадратное, колючие глазки упрятаны под бровями, от взгляда - даже телефотонеживого - морозец по коже. Такому только попадись под ноготь!
- Ну что, бай-бай? - зевнул Виктор, пристанывая, потянулся, - Завтра чуть свет подниматься.
Лидия Семеновна с еле слышным вздохом встала, зашаркала в свою комнату. Понятно, её воля, она бы до упора телек смотрела - чего ей при хронической бессоннице делать?
Пока Виктор плескался под душем, Марина разложила диван-кровать, взбила подушки. Потом долго возюкалась у серванта, уже в ночной рубашке, с распущенными волосами, - ублаговонивала лицо, руки, шею кремами и мазями. Виктор уже подрёмывал, когда жена, выключив наконец свет, перекарабкалась через него к стенке, юркнула под одеяло, затихла, лёжа на спине.
Виктор поколебался, пораздумывал, но всё же - на всякий случай - как бы ненароком притиснулся к боку Марины, скользнул ладонью по её бедру. Марина нервно дёрнулась, демонстративно выставила спину, свернулась калачиком.
"Ну и ладненько, - успокоился Виктор, - надо выспаться..."
Он тоже отвернулся, поджал оголившиеся ноги под одеяло и поплыл-закачался на первых волнах сонного беспамятства. Последняя мысль: "Будильник завёл? Завёл..." - померцала и канула в тьму.
Спину приятно нежило-грело тело жены. Хорошо! Правда, острые её позвонки несколько нарушали комфорт, ну да ладно...
2
Погода, против ожидания и подлых заверений телека, подкачала. Серая набухшая масса дождя-сеянки заполнила лес до отказа. Сырость, слякоть, мзга - хоть плачь.
Но вот сверху, с невообразимо дальней высоты прорезались широкие кроваво-багряные лучи, в один момент разметали, иссушили набрякшие тучи и оставили в лесу только рыхлый, почти совсем прозрачный туман. Однако ж, уютнее не стало...
Виктор вдруг обратил внимание: в лесу - поразительно тихо. Обыкновенно какие-нибудь птахи тренькают, на худой конец - вороны галдят. А тут обморочная тишина, звенящая. Даже верхушки деревьев застыли, онемели, не шелестят.
Марина, по привычке, отстаёт, растворяется за кустами.
- Марина, чёрт тебя дери! Сказано - не отставай!
Жена с испуганным выражением на лице подбегает, прижимается к мужу, испуганно смотрит по сторонам.
- Рядом иди! - приказывает строго Виктор и слышит, как гулко, странно разносится голос его в пустом притихшем лесу.
"Какие тут, к чёрту, грибы!" - злится он и упрямо шагает вперёд. Противный - цепкий и плотный - кустарник досаждает до бешенства.
Но вот они выбираются на хорошее место: высоченные сосны и осины стоят редко, кустов и травы почти нет. На хвойно-лиственной подстилке там и сям торчат заманчивые бугорки, а кое-где грибные шляпки прямо-таки высовываются, выглядывают на свободу. Вот это да - белые, подосиновики, волнушки, маслята... Хоть косой коси!
Виктор, забыв все тревоги и страхи, бросается от одного гриба к другому, режет подряд, восклицая:
- Говорил ведь, говорил - на всю зиму припасём!
Корзина полнится прямо на глазах.
- Стоп, - приказывает сам себе Виктор. - Чего это я? Надо же только белые брать, отборные.
Он без сожаления вываливает почти полную корзину, выбирает из кучи красавцы боровики, выпрямляется, с наслаждением выгибает уставшую спину...
И вдруг видит: невдалеке - ну, метров тридцать-сорок, не больше - мимо него мчится меж деревьями кабан.
Матерый секач, клыки громадные - на бегу поворачивает тяжёлую голову и злыми глазками убийцы зыркает на Виктора, несется дальше: туп! туп! туп!.. Так и чудится - земля дрожит.
Виктор приваливается плечом к сосне - ноги подламываются. Чёрт-те что! Столько лет в лес ходит, всегда мечтал хотя бы издали кабанов увидеть, но вот такого дикого и так близко... У Виктора озноб по коже пробегает - какой же жуткий, какой многозначительный взгляд у зверя.
И в этот миг снова раздается дробный топ. Виктор вздрагивает, со страхом вглядывается: вслед за первым секачом мчится второй. Этот поменьше, но жилист, также могуч и весь какой-то тёмный, почти черный. Он нагло, с усмешкой буравит человека зрачками и бьёт копытами дальше, за вожаком.
Виктор переводит дух.
И тут до него наконец доходит: бегут звери не по прямой, не мимо, а по кругу. Они огибают его, обегают и теперь находятся уже где-то за спиной. Там, где Марина!
Виктор вертит головой - жены рядом нет. Он, забыв про корзину, бросается сквозь лес, летит сломя голову гигантскими прыжками и уже через минуту слышит смертный крик Марины. Этот крик-вопль раскаленной иглой впивается Виктору в сердце, парализует его. Виктор запинается, падает на четвереньки, крадучись ползёт ещё несколько метров. Раздвигает кусты руками и отшатывается...
На небольшой поляне уничтожают его жену. Марина, совершенно голая, вся в ссадинах и кровоподтёках, распята на толстом стволе поверженного дуба. Она ещё жива. Двое - один коренастый, приземистый, с квадратным щетинистым затылком; второй чернявый, высокий, худой - копошатся над ней. Виктор с ужасом догадывается - убийцы только что изнархатили его жену, глумливо, садистски изнасиловали и теперь, наслаждаясь, добивают. Коренастый, рыча от удовольствия, медленно режет тело Марины ножом, рисует на животе кровавые узоры. Чернявый, похрюкивая, сплющивает пальцы на её руках щипцами, вглядывается в её глаза. Из распахнутого рта Марины вырывается уже не крик, а какой-то дикий предсмертный хрип...