— Каждый день?
— Почти каждый день. У него своя комната. Я слышала, как он проходит через салон…
— Случалось ему приводить с собой женщин?
Она сжала пальцы.
— Да. — Ее голос был подобен дуновению ветра. — Иногда он был не один.
— Знали вы этих женщин?
— Нет. Я не видела их. Они проходили через салон. Я слышала смех, обрывки фраз. Я знала. После этого я плакала всю ночь.
— Доводилось вам в благоприятный момент говорить ему о его поведении?
— Первое время — да. Но я уже давно перестала от него чего-то требовать. Он не любил сцен.
Клид кивнул в знак согласия.
— Как он чувствовал себя в последнее время? Не казался нервным, чем-то озабоченным?
— Абсолютно нет, — сказала она. — Он был как никогда весел. Этот фильм ему нравился, он говорил, что это будет его лучшая роль. Он обнял меня вчера перед отъездом. Это произошло впервые за два последних года.
— Вы хотите сказать, что он не… посещал… своего импресарио?
— Он хотел поделиться со мной новостью о предложенных ему съемках в Квебеке. И лишь только уходя…
Она вздохнула.
— Я подумала, что он разыграл передо мной комедию; все же я была счастлива.
— В котором часу он покинул вас?
Жюльетта Дравиль вновь овладела собой. Ниточки морщин избороздили ее лоб, будто она размышляла или хотела показать, что с трудом пытается уточнить время.
— Должно быть, между девятью тридцатью и десятью часами. Скорее в десять часов, но не позже.
— Хорошо, — согласился Клид. — Скажем, в десять часов. В конечном счете это не столь важно. Он не говорил, что прихватит с собой пассажира?
— Нет. Он путешествовал всегда один. Терпеть не мог оказывать услуги.
Клид поднялся и вернулся к своему креслу. У него затекла нога, он вытянул ее и поморщился. Клид отдавал себе отчет, что ничуть не продвинулся. Надо вести игру пожестче.
— Не было ли перед его отъездом звонка, письма, нежданного визита?
Морщинки вновь покрыли лоб Жюльетты Дравиль.
— Естественно, письма были. Он всегда получал большую почту. Но я не могу вам сказать точнее… Горничная приносит их, как только он проснется, она может сказать точнее. А относительно визита могу сказать точно — никто не приходил.
— Спасибо. Телефон?
— Я переводила звонок в его комнату. Один — единственный. Слышала, как он согласился на половину двенадцатого утра. Было около восьми тридцати. Он только что принял ванну.
— Об этом звонке он вам говорил?
— Уходя, он мне действительно сказал, что очень торопится, что в Блуа его ждет друг к завтраку.
— Назвал имя?
— Сказал мне просто «друг», и ничего больше.
Характерный визг тормозов донесся с улицы, сопровождаемый криком женщины. Жюльетта Дравиль вздрогнула.
— Как скоротечно все, — произнесла она, словно размышляя вслух. — Несчастные случаи, любовь, смерть…
Клид не ответил. Хорошо, что Жюльетта Дравиль обещала говорить правду, но у него было смутное чувство, что она что-то скрывает. Что же в конечном счете? Ибо не могло все быть так просто, как она излагала. Он был совершенно убежден, что история о женщине, сыгравшей роль вестника судьбы, слишком надуманна. Но чего он не понимал, так это почему Жюльетте Дравиль пришла в голову подобная мысль, как и того, что она от этого ждала. И еще меньше — почему она обратилась к нему, а не связалась обычным путем с полицией. С ними это могло бы проскочить. «Роман безутешной возлюбленной» их вполне бы устроил, почему бы и нет? В полиции так сентиментальны…
«Но все-таки, чего она ждет от меня? Чем я ее устраиваю в этой истории? Что я создам ей алиби? Что я позволю исчезнуть трупу? Что я загримирую убийство в самоубийство? Что примусь сваливать вину на другого? Вместо прямого ответа она продолжает морочить мне голову, словно полному идиоту. Возможно, она подумывала предложить мне взятку за укрывательство ее мерзких деяний. Но видя, что план не удался, решила меня разжалобить». Клид удовлетворенно улыбнулся, констатируя про себя: «С ума сойти, до чего могут иногда дойти даже умные женщины».
Когда он вновь посмотрел на Жюльетту Дравиль, та расправляла складки на платье. Внешне она вроде бы расслабилась, но неуверенные жесты разоблачали показное спокойствие. Она, должно быть, изо всех сил старалась взять себя в руки, мобилизовав всю свою волю.