В это утро Володька проснулся жутко взволнованным. Вчера, когда он пришел домой, то свалился на кровать без задних ног, с трудом найдя силы для того, чтобы перекусить и избавиться от рези в желудке. А сейчас он словно горел огнем! Еще бы! Вчера состоялся его дебют на ЛТН. Как много он пережил, как много прочувствовал, как много испытал! Впрочем, самым важным было для него признание Алексея, своего учителя. Отметит ли наставник его талант или вновь обрушится с критикой, как было раньше?
Приехав в Останкино, Володька огляделся по сторонам. Казалось, здесь все шло своим чередом. Люди бегали из одного кабинета в другой и не обращали на него никакого внимания. Юноша медленно прошел в новостийную и, увидев Алексея, нервно сглотнул слюну. Что скажет его учитель? Как поприветствует? Уже тогда станет ясно, что ждет его дальше. Володька замер и не решался войти, но, наконец, Алексей обернулся сам и обратил внимание на стажера, топтавшегося в дверях.
— А, Володька, — радостно сказал он. — Заходи, гостем будешь.
— Ну как? — только и ответил стажер, пристально смотря в глаза Дмитриеву.
— А, ты про сюжет что ли? Так он просто отличный получился.
— Правда? — радостно вскричал Володька.
— Конечно! Более того, с этого дня ты член нашей команды.
— Ты хочешь сказать…
— Да, тебя приняли в штат. Поздравляю, коллега!
— Фантастика…
— Можешь прямо сейчас подписать в отделе кадров соответствующие бумаги. Ты принят!
— Ура! — закричал Володька и заключил Алексея в объятия. — Как же много это для меня значит! Вот это да! Я принят и так скоро! Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Слушай, а когда меня будут назначать на съемки, как и остальных корреспондентов?
— Думаю, через пару дней, когда уладят все формальности с твоим приемом на работу.
— А можно я тогда сегодня поеду вместе с тобой?
— Ну а почему нет? Я не против.
— А куда ты направляешься?
— Да одного научного работника посадить хотят за шпионаж, вот я и еду к суду, где ему должны вынести приговор.
— Любопытно. А когда ты выезжаешь?
— Через двадцать минут.
— Отлично! Я буду ждать тебя внизу.
— Договорились.
Как и всегда во время работы, Дмитриев улавливал малейшие нюансы и подходил к самым банальным вещам с такой неожиданной стороны, что у Володьки захватывало дух. Когда из зала суда вышел адвокат научного сотрудника, все журналисты тут же набросились на него, требуя конкретных ответов по процессу. Но адвокат молчал и от всех вопросов прессы отделывался скудной формулировкой «без комментариев». Когда разочарованная журналистская братия наконец–то отступила, за дело взялся Алексей.
— Вы отказываетесь отвечать на все вопросы, правильно? — спросил Дмитриев.
— Совершенно верно.
— И значит, вы не скажете нам, за что именно хотят посадить вашего клиента на целых пятнадцать лет?
— Не на пятнадцать, а на девять, — машинально поправил адвокат.
— Говорят, ваш подзащитный пребывает в бодром расположении духа и нисколько не жалеет о содеянном?
— Полная чушь. Он глубоко раскаивается в том, что совершил и надеется на снисхождение суда. Извините, мне пора ехать.
— Как тебе удалось раскрутить его так легко? — удивился Володька.
— Очень просто. Я намеренно ухудшил истинное положение дел его клиента, и чтобы не очернять его в прессе и совсем уж не настраивать против него общественное мнение, адвокат был вынужден выдать правдивую информацию. Или, во всяком случае, нечто большее, нежели «без комментариев».
— Здорово придумано!
— Это с опытом приходит. А сейчас я рассчитываю поговорить с родственниками осужденного.
— Зачем тревожить их в такой момент? Из них ведь все равно ничего путного не вытянуть.
— Эх, Володька! Да пойми ты, что эмоции близких людей скажут гораздо больше, чем весь твой текст и вся твоя картинка. Их слезы, печаль, даже полная банальности речь — все это нельзя заменить даже на гениальный журналистский монолог. Сюжет должен быть живым, и ничто так не оживляет его, как глубокая драма.