— Товарищ милиционер, — сказала она, — у вас есть дети?
— Есть, — ответил милиционер.
— Так вот отдайте им.
И она протянула милиционеру ведро. Он так удивился, что ничего не успел сказать. Мать быстро увела свою дочку, а милиционер так и остался стоять посреди мостовой с голубым ведёрком в одной руке и с милицейским жезлом — в другой.
Гуля шла молча, опустив голову. В саду она уселась на скамейку. Возле кучи свежего жёлтого песка играли дети. Четыре разных ведёрка стояли на дорожке. Какая-то девочка лопаткой насыпала в них песок, а другие дети сейчас же высыпали его обратно. Было очень весело. Но Гуля даже не посмотрела в их сторону.
Мать молча наблюдала за ней. Она ждала, что девочка не выдержит и заплачет. Но Гуля не плакала. Придя домой, она спокойно сказала отцу, читавшему на диване газету:
— Знаешь, папа, мы подарили милиционеру ведро.
— Ведро? — удивился отец. — Милиционеру?
Гуля усмехнулась:
— Игрушечное ведро — настоящему милиционеру.
А когда она вышла из комнаты, мать её рассказала, как было дело.
— Я сама чуть не разревелась, когда в наказание отняла у неё игрушку. Ведь она так мечтала о ведре! А она и виду не показывает, что ей больно и обидно.
Спустя несколько дней Гуля снова заявляет отцу, усаживаясь к нему на колени:
— Знаешь, мы выбросили за окно мою куклу Наташу.
— Кто это «мы»?
— Мы с мамой. И хорошо, что выбросили: плохая была кукла. Пафнутий Иванович гораздо лучше.
Пёстрого курносого клоуна Пафнутия Ивановича Гулин отец принёс ей однажды из театра, где он работал.
Гуля хотела уже слезть на пол. Но отец остановил её.
— Нет, ты скажи мне: как же это случилось, что кукла полетела за окно?
Гуля посмотрела куда-то в сторону.
— А так и случилось, — сказала она. — Мы с куклой сидели на окошке, а мама нам не позволяла. Мама говорит: «Нельзя сидеть на окошке — упадёте!» А мы не слезаем…
— Ну и что же?
— Что же… Меня мама сняла, а её выбросила.
— И тебе совсем, совсем не жалко?
— Немножко жалко, — сказала она и, нахмурив брови, бегом побежала к себе в комнату.
Летом в деревне
БЕГСТВО В ИСПАНИЮ
Прошло ещё два года.
Приближалась годовщина Октябрьской революции. В доме недавно закончился ремонт. Пахло свежей клеевой краской. В комнатах было тихо.
Но вот в передней раздался звонок. Один, другой, третий…
— Слышу, слышу! Наказанье божье, а не ребёнок! — заворчала суровая, строгая женщина, Настасья Петровна, и пошла открывать дверь.
В переднюю вбежала Гуля, нагруженная покупками.
— Смотрите, какие картинки мама купила мне к празднику! — сказала она. — Броненосец «Потёмкин», крейсер «Аврора»!
Глаза у неё светились счастьем.
Но Настасья Петровна даже не взглянула на Гулины покупки и ушла на кухню.
Гуля убежала в свою комнатку и плотно закрыла за собой дверь.
Там она сразу же принялась за работу. Краска на стенах была свежая, и бумага легко к ним приставала.
Странная небывалая тишина воцарилась в доме. Настасья Петровна забеспокоилась — не натворила ли чего-нибудь эта девчонка?
Открыв дверь, она всплеснула руками. Только что окрашенные стены были оклеены картинками. Платье, чулки на Гуле, даже щёки и нос были выпачканы голубой краской.
— Безобразие! — закричала Настасья Петровна. — Стены испортила!
— Как вы можете так говорить? — возмутилась Гуля. — Ведь это броненосец «Потёмкин»! Крейсер «Аврора»! Как вы не понимаете!
Но Настасья Петровна, не слушая Гулю, принялась сдирать картинки со стен. Гуля вцепилась в её платье. Она рыдала, кричала, топала ногами, но напрасно. Вскоре всё было кончено. Настасья Петровна, ругаясь, ушла на рынок, а Гуля с плачем упала на кровать.
Слёзы текли по её щекам, вымазанным краской, оставляя за собой разноцветные дорожки.
«Что делать? — думала Гуля. — Мама весь день на работе, а с Настасьей Петровной жить вместе прямо невозможно! Хоть бы она в деревню уехала. Так нет, не уедет, нарочно теперь не уедет. Вот возьму, — решила Гуля, — и сама убегу из дому. Ей назло».
Но куда уехать? На дачу? Там холодно. Окна заколочены досками. Ветер воет на чердаке. Нет, если ехать, то в какие-нибудь тёплые страны. Например, в Испанию. Есть такая страна (в кино показывали). Ну конечно, в Испанию! Только надо спросить у кого-нибудь на улице, где она.
Гуля встала, вытерла полотенцем мокрое от слёз лицо и начала собираться в дорогу. Первым делом она взяла с этажерки свои любимые книжки — «Детки в клетке» и «Лампу Аладдина». Потом подумала и достала из ящика маминого стола несколько серебряных гривенников и медяков. После этого открыла бельевой шкаф и вытащила из кучки аккуратно сложенного белья простыню.
«Это будет моя палатка, — решила Гуля. — Ведь мне придётся ночевать прямо в поле или в лесу».
Она засунула простыню в чемоданчик. Сверху положила книжки и своего старого друга Пафнутия Ивановича. Всю мелочь, которую нашла в столе, положила в карман передничка.
«Пальто тоже надо взять, — подумала Гуля. — И зонтик. А то ещё вдруг в Испании пойдёт дождь».
Она вытащила из шкафа свой крошечный розовый зонтик, обшитый кружевами.
И, уверенная в том, что она обеспечила себя на все случаи жизни, Гуля оделась, взяла в руки чемоданчик, зонтик и отправилась в далёкий путь. Во дворе она простилась со всеми знакомыми ей ребятами.
Когда Настасья Петровна вернулась домой, соседские дети спокойно заявили ей:
— А ваша Гуля уехала в Испанию.
Настасья Петровна бросилась на розыски Гули и часа через два нашла её на вокзале — девочка сидела на скамейке, дожидаясь отхода дачного поезда. Кое-как приволокла она беглянку домой. Гуля упиралась и плакала.
Соседи позвонили матери на работу. Когда она вошла в комнату, Гуля, рыдая, бросилась ей навстречу.
— Я не могу больше так жить! — сказала она.
Мама села на диван и притянула дочку к себе.
— Ну, расскажи, что случилось. С Настасьей Петровной опять не поладила?
Слёзы душили Гулю.
— Она ничего не понимает! — еле выговорила Гуля, заливаясь слезами. — Тебя и папы целый день дома нет, а она ничего не понимает. Я так красиво по стенам расклеила твои картинки, думала — она обрадуется, а она говорит: «Стены испортила» — и всё порвала, ножом соскоблила. Отдай меня в школу!
— Хорошо, Гуленька, мы что-нибудь придумаем. Только в другой раз не убегай без спросу в Испанию.
Мама уложила дочку на диван и укрыла её. Гуля успокоилась и уснула.
А мама долго ещё сидела возле неё, гладя её голову. Среди её мягких льняных кудрей чуть темнела на затылке прядь каштановых волос.
«Растёт моя дочка, — думала мать, — вот и волосы начинают темнеть. Как-то у неё сложится жизнь?..»
«АДАМ»
Гуле шёл седьмой год. Она давно уже умела читать — чуть ли не с пяти лет, — но отдавать её в школу было ещё рано. Знакомые посоветовали матери устроить её в группу, которой руководила старая учительница-француженка: девочка будет играть и гулять вместе с другими детьми, да, кстати, и языку научится.
И вот Гуля в первый раз пришла к учительнице.
В комнате со старинной, полинявшей мебелью и множеством картинок и фотографий на стенах, кроме Гули, было ещё двое детей: мальчик Лёлик, с длинными кудрями, похожий на девочку, и стриженая девочка Шура, похожая на мальчика.
Дети уселись за низенький столик, а старушка учительница взяла зелёного тряпичного зайца и запела непонятную песенку. Заяц у неё в руках принялся отплясывать на столе какой-то смешной танец. У него прыгали уши и болтались ноги, дети смеялись и повторяли за учительницей странные слова песенки.