— К нам пришел лорд Вартимор, — сказал мне тогда отец. — То есть, к тебе.
— Как… это, ко мне? — удивленно оглядываясь на двух девушек, обычно прислуживающих мне по утрам, я вдруг зарделась. — А… бабушка?
— Ей сильно нездоровиться. И теперь ты будешь за хозяйку, так что поторопись, доченька.
— А что с моей дорогой бабушкой? — всполошилась я. — Я сейчас же бегу к ней.
— Нет, — сказал отец, — графиня спит, она только что приняла свое лекарство — настойку из ягод калины и меда — и ее ни в коем случае нельзя будить.
— Но тогда… возможно, нам лучше отложить прием?
— Ни в коем случае, — отец был удивительно настойчив. — Ты знаешь, как далеко от нас находятся владения лорда, и некрасиво будет отправлять его обратно только лишь из-за легкого недомогания твоей бабушки. Тем более, что приехал он как раз к тебе.
— Но бабушка была бы против, — возразила я.
— Вот именно из-за этого я не хочу ее тревожить. Пусть поспит.
Когда громкие шаги спускающегося по лестнице отца затихли, я, вместо быстро собираться, села на кровать и в нерешительности уставилась на шкаф, думая, какой же наряд достать оттуда.
— Какое платье оденете сегодня, госпожа? — спросила у меня Альбина, пышнотелая красавица, моя ровесница, но уже имеющая троих детей.
— Я даже не знаю…
Обычно я одевала любое платье, которое предлагала мне Альбина, она имела хороший вкус, и я полностью доверялась ее выбору. Только в исключительных случаях я решала, что надеть, сама. И в тот день это был именно ОН.
— А подай-ка мне вон то оранжевое, с белым кружевом, — показала я рукой на самое яркое в моем гардеробе пятно.
Это платье было привезено из Китая, и купила я его случайно. Выбирая нитки, я вдруг заметила в стороне от раскладки пухлый, надорванный в одном месте, тюк (наверное, в трюме корабля прогрызли мыши) — а сквозь дыру в нем виднелась необычно красочная ткань.
— Что это? — спросила я у желтокожего коротышки, все время щурящегося в угодливой улыбке и нервно теребящего свою жидкую косичку.
— Это? Ой, беда-беда. Я еще не проверял этот товар, но там — платье для королевы, — сказал мне продавец.
— Как? Но ведь оно может быть испорченным.
— Я и сам этого боюсь… — коротышка, казалось, от нетерпения вот-вот взорвется.
Одетый в яркую рубашку красного цвета, с вышитыми на ней золотом двумя драконами, он походил на богача. И даже край его белых брюк, выглядывающий из-под длинного кафтана, расстегнутого на животе, был украшен причудливыми лиловыми нашивками.
Да, одежда людей из Поднебесной отличалась необычным кроем и яркостью, иногда я даже заимствовала некоторые сюжеты для своих вышивок, из рисунков — изображенных на красочных платках, веерах и даже бесценных отрезах шелка. А что уж говорить о женских платьях, раскрашенных необычными узорами. Диковинные цветы, танцующие аисты, загадочные водопады с плавающими в них золотыми рыбками — сами по себе эти картины вызывали огромный интерес и стоили немало.
"Наверное, красивая природа Восточной страны вдохновляет ее художников изображать такие утонченные миниатюры", — думала я, подолгу рассматривая товары.
Меж тем купец переминался с ноги на ногу, дергал себя за халат и, угодливо улыбаясь, все время бросал короткие взгляды на мешок.
Я понимала, что купцу сильно хотелось от меня поскорей избавиться — взять хорошие деньги за нитки и убежать проверять свой товар.
Но не тут-то было. Только мельком увидев необычную яркость ткани, я просто загорелась желанием увидеть все платье целиком.
— А можно мне взглянуть? — спросила я у китайца, который на одних только проданных мне нитках зарабатывал целое состояние.
— Не-нет, госпожа, — китаец покачал головой, словно игрушечный болванчик. — Это же платье для самой королевы.
— Но я же только взгляну… — беря в руки еще несколько — лишних — мотков, я, не отрываясь, смотрела на дыру. — Да и вам тоже нужно взглянуть, а вдруг оно пропало?
— Ой, только не это, — взмолился китаец и, видно, не сумев справиться с нервами, позвал меня за перегородку и таки взялся расшивать тюк при мне.
Вот продырявленный мешок был отброшен в сторону, зашелестела оберточная бумага; китаец осторожно взял платье в руки, оно сразу же развернулось во всю длину — и тут взору моему предстало диво.