Дэн Сяопин действительно хотел уйти в отставку и пытался повлиять на пожилых товарищей по партии, чтобы те отошли в сторону и не вмешивались в проведение реформ. Однако он не нашел верного способа осуществить это. В мае 1986 года, когда Дэн рассказал Ху Яобану о своем плане уйти в отставку в 1987 году, поддержка Ху этой идеи стала ударом для Дэна – мысль, что Дэн заменим, была политически некорректной. После того как Чжао Цзыян занял пост генерального секретаря, он продемонстрировал «усвоение этого урока», заявив, что партии повезло, потому что Дэн Сяопин, Ли Сяньнянь, Чэнь Юнь, Пэн Чжэнь и другие высокопоставленные революционеры все еще «живы и здоровы» и готовы дать инструкции и предложить помощь. 2 ноября 1987 года Чжао заявил, что хотя Дэн и отказался от большинства своих официальных должностей,
его положение и роль как лица, принимающего решения в Китае по ключевым вопросам, не изменились. Нам по-прежнему нужен товарищ Сяопин у руля в решающие моменты. Постоянный комитет Политбюро считает, что всякий раз, когда мы сталкиваемся с серьезной проблемой, мы должны обращаться к товарищу Сяопину за инструкциями, и товарищ Сяопин все еще может вызвать нас на встречу [Чжао 2016, 4: 255].
Чжао оказался в ловушке. Поскольку его положение зависело не только от поддержки, но и от похвалы мудрости и высшей власти Дэн Сяопина, у Чжао не было возможности уйти от политики старейшин. Точно так же, как глубина экономических реформ Китая в 1980-х годах зависела от полной поддержки Дэна, жесткие ограничения политических изменений в течение десятилетия были обусловлены непримиримой приверженностью Дэна к однопартийной системе. В этом отношении Дэн отличался от Цзян Цзинго, который как лидер Китайской Республики на Тайване терпимо относился к оппозиционным партиям в 1986 году, и от Михаила Горбачева, допустившего альтернативные выборы в законодательные органы Советского Союза в 1989 году. Начиная с 1980-х годов Тайвань и СССР шли разными путями, но в обоих случаях политические перемены происходили благодаря тому, что высшие лидеры добровольно ослабляли диктаторские полномочия.
Дэн и его окружение отказывались от политической открытости, потому что рассматривали ее как предательство революции, с молодости определившей их жизнь и карьеру. Воздать должное этому прошлому было для них важнее, чем настоящее или будущее Китая. Вот почему в 1989 году старейшины, например Чэнь Юнь, упоминали кровь, пролитую революционерами во имя диктатуры Коммунистической партии. Чэнь Юнь даже подсчитал: более 24 миллионов человек, включая его личного телохранителя во время Великого похода, погибли во имя победы социализма в Китае. Их память, говорил Чэнь, нужно «лелеять», поддерживая верховное положение Дэна [Цяо 2006: 16–17]. Дэн Сяопин и Чэнь Юнь не задавались вопросом, хотели бы миллионы погибших революционеров, чтобы их имена служили поддержке политики стариков. Отказавшись уйти из политики, пожилые властители Китая создали ситуацию, которая к 1989 году стала взрывоопасной.
Как изменилась бы жизнь Чай Лин, Лу Дэчэна и других, если бы Китай в 1980-х годах пошел другим путем? Чай Лин мечтала учиться в Соединенных Штатах. В апреле 1989 года она подала документы в аспирантуру по специальности «детская психология» в Педагогический колледж Колумбийского университета. Месяц спустя муж Чай Фэн Цундэ узнал, что его приняли в аспирантуру Бостонского университета; Чай могла бы поехать с ним – независимо от результата рассмотрения ее собственного заявления. Если бы Ху Яобан оставался на своем посту до 1989 года, маловероятно, что Чай и Фэн отказались бы от «американской мечты» и бросились бы с головой в демократическое движение за «китайскую мечту», ставшую в то время приоритетной [Chai 2011: 90, 181]. Они могли бы продолжить академическую карьеру.