— Зачем ей кусаться! За это штраф полагается.
— А ей это известно? — пошутил Базанов.
Дворник дико поглядел на него и отвернулся, почуяв в словах господина что-то как будто обидное.
Базанов прошел на покосившееся крылечко. Дверь была заперта, а сбоку висел железный прут без рукоятки, которая, очевидно, давно отвалилась и затерялась. На его звонок, повторенный три раза с большими интервалами ради вежливости, маслянистая и лохматая фигура бабы высунулась в окно и крикнула:
— Вам чего?
— Здесь ли живет Иван Кондратьич Заквашин?
— Здеся. Вам что?
— Видеть г. Заквашина.
Баба ничего не ответила. И снова в домике наступила тишина. Наконец, за дверью раздались медленные шаги. Дверь отворилась.
— Вам кого? — спросила другая женщина с засученным подолом за пояс, с голыми ногами почти по колена и с мокрыми руками. Она, очевидно, оторвалась от дела.
— Ивана Кондратьича Заквашина, — повторил Базанов.
— Здеся. Вам стало-быть — их?
— Их.
— Ладно!
Женщина поднялась по лестнице. Базанов последовал за ней и очутился в маленькой темной передней. В отворенные настежь двери была видна небольшая комната в роде столовой. Почти в самых дверях стояло ведро с грязною водой, лежала на полу черно-сизая тряпка, а весь пол столовой лоснился свежевымытый.
Женщина ототкнула подол, вытерла об него руки и, бережно, на цыпочках пошла по мокрому полу. Базанов, стоя в передней, глядел на ведро с мыльно-грязною водой и думал:
«Как это странно?.. С какого черта я вообразил, что он живет в великолепном доме, чуть не с ливрейными лакеями. Нет, не пришло еще то время, когда авторы подобных книг будут жить в роскоши. Кто-то такой из гениальных музыкантов умер с голоду?.. Забыл имя… Впрочем настоящее имя нетрудно запомнить… Имя таковым: „легион“».
Между тем прошло около пята минут, которые в подобных случаях кажутся, по крайней мере, получасом. Женщина вернулась уже с несколько оробелым видом и подозрительным взглядом смерила Базанова с головы до пят.
— Барин спрашивает, — выговорила она, — вы кто такие будете и что вам надо?
— Доложите Ивану Кондратьичу: кандидат Харьковского университета Базанов.
Баба скосила на сторону голову, точь-в-точь, как иногда легавая собака присматривается к ползущей на полу мухе. Очевидно, она соображала и не понимала.
— Ну, скажите просто: кандидат Базанов.
Женщина двинулась, но молодой человек просто почувствовал, что она слов не поняла и не запомнит. Даже в движении её босых ног видно было, что ни «кандидат» ни «Базанов» не остались в её голове.
— Послушайте, скажите. Студентов вы видали? Знаете? Ну, так скажите: бывший студент, а фамилия Базанов.
— Вот это точно… Сейчас! — отозвалась женщина и снова исчезла.
На этот раз тотчас же раздались шаги, но уже не косых ног, а звук шарканья по полу, и пред Базановым очутился пожилой человек маленького роста, худощавый, но державшийся особенно прямо. Он был слегка лыс, тщательно выбрит, а на большом носу торчали золотые очки, скрывавшие маленькие серые глаза. Остановившись около ведра и тряпки, появившийся отрывисто и сухо произнес:
— Что вам угодно?
— Я — кандидат Харьковского университета Базанов, несколько конфузливо выговорил молодой человек. — Я читал ваше сочинение, и с тех пор мне желалось… мне мечталось… Я очень желал иметь честь вас видеть… Имя Заквашина для меня стало теперь…
Базанов запнулся и не знал что сказать, настолько угрюмо глядел на него автор боготворимой им книги.
— Изволите видеть, теперь мне, собственно, не время. Да вот и сами видите, тут вон…
Он показал рукой на мокрый пол.
— Прямо со двора! След лягет! — произнес вдруг голос за спиной Базанова.
— Молчи, дура! — не громко, но резко выговорил Заквашин. — Я очень рад, — прибавил он молодому человеку, хотя интонация голоса ясно говорила: «провались ты в преисподнюю!» — Еслибы вы в иное время… Не знаю когда… Я очень занят. Да вы извините. — Что, собственно, вам угодно?
Базанов почему-то совершенно смутился. И вдруг ему показалось, что он ошибся, что произошло какое-то недоразумение. Он готов был спросить у стоящего пред ним, он ли Иван Кондратьич Заквашин, и не ошибся ли он, Базанов, улицей или домом.
Но вместе с тем внутреннее чувство, или воображение говорило ему, что он не адресом ошибся. Он ошибся: не только улицей, а может-быть даже и городом, а может-быть даже ошибся и страной. Автор книги живет в каком-то огромном красивом городе, на великолепной улице, в раззолоченном дворце. Да и сам он высокий, красивый, статный, с каким-то сиянием вокруг головы… Вот точь-в-точь как пишут лики святых. А вот тут стоит, среди мокрого пола, около грязного ведра с помоями, какой-то заморыш, который гнусит… И этот человек лицом своим, голосом, глазами, мигающими из-за очков, будто говорит ему, Базанову: