— Старик, — химик постучал пальцем по глянцевой поверхности снимка, — обрати внимание на глаза! Не иначе как ей сделали операцию, чтобы они не были раскосыми… Если ты знаешь какую-нибудь похожую на нее женщину, могу тебя поздравить. Это же нечто из ряда вон!
Ротаридес поправил стопку тетрадей под мышкой и молча пошел к двери. Химик, упершись руками в стол, смотрел на портрет то вблизи, то задирал голову на тонкой шее, как бойцовый петух на арене.
— С месяц назад по венскому телевидению показывали документальный фильм об этом японце. Ты не видел?
— Мы редко смотрим телевизор, — ответил Ротаридес. — Жена считает, что он вредно действует на нервы ребенка…
— Вот это глаза! — бормотал Бруновский, словно не слыша. — Не иначе как операция, ведь она японка…
— Ты не знаешь, где можно купить апельсины? — повысив голос, спросил Ротаридес.
— Что? — очнулся химик. — Апельсины? Дружище, мне бы твои заботы!
Ротаридес махнул рукой и поспешил прочь, он хотел пораньше уйти из школы.
— Теплынь-то! — заговорил с ним на лестнице школьный сторож. — Нежданно-негаданно прямо лето, а?
Навстречу Ротаридесу повеял ветер, словно по-приятельски поджидал его за углом. Подмывало послюнить палец, чтобы решить, в какую сторону отправиться в поход, но окна школы строго и внимательно наблюдали за ним, вдобавок откуда-то послышался голос директора, он что-то говорил то в ускоренном, то в замедленном темпе, то произносил слова быстро и отрывисто, точно лаял, то перекатывал их во рту, точно горячий кнедлик, драматически растягивая каждый слог.
— Начнем, пожалуй, с палаток за Камзиком[20]! — вполголоса передразнил Ротаридес директорскую манеру говорить и бодро двинулся в путь, причем ему особенно удавалось воспроизвести строевой шаг, переходящий в атакующий марш-бросок. Таким манером каждое утро входил в учительскую сам директор Штрпка, заслуженный учитель, у него тоже на носу славный юбилей — как известно, юбилеи и годовщины следуют сплошной чередой, — но коль скоро он руководитель меньшего калибра, чем Тонкин шеф, то и чествование пройдет не столь официально и на ином уровне. Высшая ступень — речь юбиляра, составленная по всем правилам классической риторики.
Каждая нормальная весна хотя бы на краткий миг вызывает у человека обманчивое ощущение, что он не старится, а молодеет, как омолаживается вокруг вся природа. Впрочем, и природа молодеет только с виду, ведь у лип, покрывшихся хрупкими, как эпителий на веке ягненка, листиками, каждый год прибавляется в стволе одно кольцо, то пошире, то поуже, в зависимости от того, дождливый или засушливый, теплый или холодный выдался год. Вот и у Ротаридеса возникло ощущение, будто он молодеет, будто в такой день время старения отменено, а верх берет другое время, идущее вспять, время, которое так же стремится отвести назад часовые стрелки, как заигравшийся сорванец — найти записку матери с указанием, что надо купить. Нет никаких оснований отрицать реальность такого мира! — восторженно уверял себя Ротаридес, вынужденный снять пиджак, потому что на ходу стало просто жарко.
— Апельсинов нет! — охладили его восторги в палатках у Камзика и посоветовали искать их в Доме фруктов и овощей на улице Защитников мира.
— Утром распродали, сегодня уже не получим, — окончательно обескуражили его там.
— Приучайтесь ходить по магазинам в рабочее время! — ехидно ухмыльнулся кто-то из очереди за молодой картошкой.
— Картошку брать не будете? Да что вы! — недоумевала продавщица.
Перед магазином остановился фургон с надписью «Фрукты — Овощи», Ротаридес постучал шоферу в дверцу:
— Развозили сегодня апельсины?
— Развозили.
— А у вас не найдется…
— Свои, браток, не отдам!
Едва ли даже ветер, не пропустивший ни одной улицы, помнил все, где прошел Ротаридес. Но не будем идеализировать его: он не был киногероем, который до последней минуты не теряет надежды и ухитряется выйти победителем, хотя ему уже накинули петлю на шею или же предстоит сражаться в одиночку против десятка врагов. Он благоразумно смирился с мыслью, что сегодня апельсинов ему не достать, однако домой идти еще не хотелось, что-то манило его все дальше и дальше; наконец, чтобы как-то оправдать бессмысленные хождения, он купил в захудалой лавочке двести пятьдесят граммов чесноку и кружным путем спустился на площадь, на конечную остановку сто четвертого автобуса.
Автобус, в смрадном облаке выхлопных газов, пыли и пота множества человеческих тел, с противным скрежетом подкатил к остановке. Кто-то из толпы вывалившихся оттуда пассажиров схватил Ротаридеса за руку, в которой болталась сеточка с четырьмя головками чеснока.