— Господи Иисусе, где вы раздобыли чеснок?
Ротаридес сподобился возведения в божественный сан. И это ни за что ни про что, ведь чеснок достался ему самым обычным образом. У него уже чесался язык ответить, но он мысленно оценил обстановку и решил поторговаться:
— Если вы скажете мне, где можно купить апельсины, тогда я скажу вам, где чеснок!
Маленькая щупленькая деревенская женщина, не различимая в толпе, как курица во дворе птицефабрики, нерешительно почесала за ухом — от такой, подумалось Ротаридесу, вряд ли что-нибудь узнаешь, — но последующие слова, как ни странно, не соответствовали этому жесту:
— Дак ежели вам по пути в Дубравку… Я видала, из Вязников несли в сетках…
Судьба и случай решают за нас, когда мы меньше всего на них рассчитываем, размышлял Ротаридес, трясясь в автобусе. Неожиданности и парадоксы на каждом шагу. Понадобится обойти весь город, весь мир, чтобы в конце концов найти то, что мы искали, у себя дома в холодильнике или в чулане.
Иной раз вообще лучше ничего не искать, махнуть на все рукой, прекратить поиски, изменить программу действий и тем самым избежать лишних неприятностей. К сожалению, Ротаридес и не подозревал о грядущих неприятностях, ему просто в голову не пришло, что невинное с виду посещение магазина чревато опасностями… Хотя, к примеру, стоявший рядом с ним в переполненном автобусе мужчина мог бы предостеречь его от многих непредвиденных осложнений — конечно, если бы людям, стоявшим бок о бок в городском транспорте, вменялось в обязанность представляться друг другу и вступать в беседу. Как бы расширился наш кругозор, как много полезного для себя мы могли бы извлечь из чужого опыта! Мужчина возле Ротаридеса мог бы сказать ему, что наша благодарность часто оказывается преждевременной, что лучше бы он не отдавал свой чеснок, а пришел с ним домой как с единственным реально существующим трофеем. Он мог бы сказать, далее, что неудача может подстерегать даже в проверенном до мелочей деле, может не получиться сотни раз отработанный номер. И что благие намерения подчас оборачиваются издевательством… Кстати, этот мужчина — фокусник, на днях он бесплатно выступал в интернате для детей-инвалидов и собирался показать там свой коронный номер с бельевой веревкой, которую выбранные наугад зрители должны поднять над головой. Да и как было не провалиться такому номеру, если у мальчика, которому он передал веревку, руки оказались парализованные. Вот то-то и оно, разве можно заранее знать, во что выльется покупка апельсинов?
Ротаридес пулей выскочил из автобуса, в магазине еле дождался своей очереди за корзинкой, чтобы пройти в торговый зал, боясь, что ему не достанется апельсинов, которые он углядел в хозяйственных сумках. Когда подошла его очередь, он для верности спросил кассиршу об апельсинах.
— Должны еще быть. — Она ткнула пальцем куда-то себе за спину.
Но на полпути к цели Ротаридеса поджидало препятствие, какого и нарочно не придумаешь. В молочном отделе он с разгону чуть не наскочил на покупательницу, которая как раз нагнулась, доставая из холодильного отделения сливки. Это была пани Нагайова. От удивления он остановился, открыл было рот, чтобы поздороваться, но промолчал, сообразив, что та его не замечает. Выпрямившись, она неторопливой плавной походкой прошла мимо полок с хлебом, затем с кулинарными изделиями, даже не взглянув ни на диетические хлебцы, ни на мясной салат. Ротаридес следовал за ней до самого фруктового отдела, где красовались расфасованные в желтые сетки апельсины. Тут он опомнился и резко рванул вперед… Однако минутной заминки оказалось достаточно — он опоздал: у него на глазах взяли три сетки, на сером металле сиротливо лежала последняя сетка апельсинов. Туда спокойно потянулась рука пани Нагайовой. Ротаридес нагнулся одновременно с ней — голова к голове, плечо к плечу, — ему просто не верилось, что там вообще уже нечего брать. При ярком магазинном освещении он хорошо видел женскую руку с тонкими пальцами, покрытые лаком ногти. Рука была обнажена почти до самого плеча, прикрытого рукавчиком летнего платья модного фасона «сафари» — явно не отечественного производства, — платья, которое при движении соблазнительно облегало все линии женского тела, волнующего кровь именно своей осязаемостью… Нагайова повертела сетку — оставшиеся апельсины были какие-то мелкие и вяловатые, — собираясь было положить их обратно, но все-таки бросила себе в корзинку. В тот же миг Ротаридес, нелепо торчавший над уже пустым контейнером, вдруг как с цепи сорвался и, поправ все законы приличия, с неистовой злобой впился зубами в промелькнувшее перед ним, гладкое и округлое, покрытое золотистым пушком плечо.