— Срочно, ужасно срочно, — тяжело дыша, прохрипел в трубку Ротаридес.
— Ну разве что ради тебя… — Голос еще посолиднел, хотя не сумел скрыть досады. — Посмотрим, в чем там дело. Только приезжай поскорей.
Боясь, чтобы зубной врач, работавший черт-те где, в конце Февральской улицы, не раздумал, Ротаридес не решился признаться, что находится в Дубравке и что на дорогу уйдет самое малое минут тридцать — сорок.
— Мигом приеду, — пообещал он в трубку.
Когда он наконец постучал в дверь зубного кабинета, приятель встретил его с недовольной физиономией. Тем лучше, теперь непременно вырвет, мелькнуло в голове Ротаридеса.
— Где ты пропадал, милок? — сердито осведомился врач. — Я уже тыщу раз собирался уходить, да не ушел вот, потому что помню, как в армии ты дрых у меня в кресле…
— Как поживаешь? — Ротаридес протянул ему руку и по рассеянности весь сиял, вместо того чтобы изображать на лице боль и страдание.
— А, дружище, — врач устало махнул рукой, — несладко живется. Зубы катастрофически портятся, коронки не на что ставить… Так который же у тебя?
— Вот тут, спереди. Один из передних, — объяснил Ротаридес, широко открывая рот.
— Этот? Или этот? — Врач постукивал, надавливал на зубы, заглядывал в горло.
— Вот этот, — промычал мнимый больной и для убедительности сплюнул.
— Гм… Не вижу никакого дефекта. — Врач постучал по верхнему резцу, вывернул Ротаридесу губу и ощупал десны.
— Ммм… ммм… — Ротаридес старательно разыгрывал нестерпимую боль при каждом прикосновении.
Вдруг металлический инструмент с грохотом упал на хромированный поднос. Ротаридес вздрогнул, скосил глаза на врача, ему показалось, что в того закралось подозрение.
— То ли корень, то ли… — сказал врач, испытующе глядя на Ротаридеса. — Без рентгена ничего не могу сказать…
— Но зуб же болит мочи нет! — упрямо стоял на своем Ротаридес. — Выдерни его, и дело с концом!
— Выдернуть?! — Врач все больше и больше дивился. — Тебе что, приятно ходить щербатым? Я тебе его сохраню, плевое дело. Зацементирую канал…
— Какой прок в этом, если боль не пройдет? — упорствовал Ротаридес, и тут ему вспомнилась бабка Куцбелова с ее ухом. «Очень нужны мне твои заботы, весь этот умозрительный гуманизм!» Ему на язык пришли бабкины слова: — Не лечи, лучше выдерни, только чтобы перестало болеть!
— Что ты дурака-то валяешь? — Врач открыл кран и принялся мыть руки. — Почему это он не перестанет болеть?
— Вырви, прошу! — взмолился Ротаридес.
Врач солидно выпрямился, с кончиков его пальцев на блестящий линолеум капала вода.
— Как-то раз пришел ко мне один тип, — заговорил дантист, глядя в упор на Ротаридеса, — посулил довольно высокое вознаграждение. Спрячьте, говорит, мне золото в зубы, а то, дескать, какая-то шайка собирается меня ограбить. Я ему: спокойно, спокойно, а сам за телефонную трубку… Ты, случаем, не за тем же самым?..
Рослый краснощекий мужчина внезапно весь скорчился от смеха, приковылял к Ротаридесу и хлопнул его по плечу:
— Ах ты, гнида старая! Ах ты, дерьмо этакое! Чтоб тебе ни дна ни покрышки… так заморочить мне голову… Ой! Ха-ха-ха! А то я тебя не знаю, ведь ты же ходил ко мне отсыпаться, небось вместе людей дурачили… Сценка получилась что надо! Ну, а теперь давай, вытаскивай свою бутылку, где ты ее прячешь? Давай выпьем за наше армейское житье и помянем покойного майора Недому. Ой, не могу! Ха-ха! Верно, брат, так и надо! Шутка жизнь украшает, мы с тобой еще не какие-нибудь хрычи…
Ротаридес вытаращил глаза и глупо улыбнулся, но потом, поняв, что благоприятный случай упущен, залился судорожным, каким-то икающим смехом.
— А здорово я тебя взял на пушку!.. — Через силу выдавил он, а у самого глаза чуть не вылезли из орбит от внутренней тревоги. Мысль, что судьба его безнадежно решена, вызывала в нем все новые и новые взрывы мрачного веселья. — Только не говори, что ты не попался на удочку!
— Заставить меня три четверти часа дожидаться и потом разыграть!..
— А вот бутылки у меня с собой нет, — сказал Ротаридес, когда напряжение схлынуло. Врач тут же перестал смеяться:
— Тогда чего мы тут забыли? Айда к Коню!
Через какие-нибудь полчаса, сидя за рюмкой водки и злобно фыркающими бокалами содовой, в облаках сигаретного дыма, под оглушительный гомон дантист изливал перед Ротаридесом душу, а тот почти не слушал, и только алкоголь наконец постепенно сумел вернуть к жизни его затравленную, смятенную душу.
— Тебе хорошо, — обнял дантист Ротаридеса за плечи, — дома тебя ждет жена, ребенок… А я… Думаешь, мне не обрыдло таскаться от одной бабы к другой? Старина, я иной раз думаю, что мне не везет из-за моей профессии. Подумай сам, могут ли люди любить зубного врача? Ведь его все боятся. Вот ты — ты, к примеру, любишь будильник?