— Нет, — апатично пробормотал Ротаридес.
— Вот видишь! Когда он утром звонит, я всякий раз говорю себе: ты сам вроде этого будильника, всем ты нужен, но так и хочется швырнуть тебя под кровать… Старик, закадрил я как-то раз бабеночку, она попросила заняться ее зубами. Не успел я взять в руки сверло, как она хлоп в обморок. С того дня видеть меня не желает, то ли стесняется, то ли что…
— Когда человек работает на совесть, то и это уже много значит, — неубедительно заметил Ротаридес.
— Работать на совесть? Пхе! Даже моя медсестра выговаривает мне: «Пан доктор, опять у вас халат забрызган, ведь я только что дала вам чистый…» Я ей твержу, но все как об стенку горох: «Чистый халат только у того, кто ближе, чем на два метра, к пациенту не подходит, но такой работе грош цена!» Хуже всего, что у меня нет пристани, понимаешь, нет ничего постоянного. Накатит, завью горе веревочкой с какой-нибудь прости господи, затащу ее к себе и рад, что хоть разговелся…
— Мне и вовсе не позавидуешь, — тупо сказал Ротаридес, и перед его мысленным взором встала картина суда, суровый судья в мантии, зловещим голосом зачитывающий приговор за оскорбление действием. Желая прогнать страшное видение, он опрокинул в себя очередную рюмку водки.
А еще через полчаса он с ужасом вспомнил, что у него сегодня занятие кружка, и хотя приятель дантист ни за что не хотел его отпускать, Ротаридес торопливо простился с ним и помчался на трамвайную остановку. Ему и в голову не пришло спросить себя, способен ли он сказать что-нибудь связное, сумеет ли в состоянии такого сумбура собраться с мыслями; он думал только об одном: если он не явится на занятие, то навлечет на себя лишние подозрения, возбудит ненужные догадки, почему не пришел, где был и что делал…
Войдя в аудиторию, он увидел, что там никого нет, и почувствовал облегчение, но тут же забеспокоился, как бы это не повлекло за собой каких-нибудь последствий. Взглянул на часы, убедился, что не опоздал, и в это время где-то в заднем ряду скрипнула скамья — там горбился кто-то неприметный и незнакомый, нетерпеливо ерзая, не чая удрать; какая-то тень, а не человек, просто кто-то здесь уснул и не успел вовремя улизнуть.
Ротаридесу было вполне достаточно просто чьего-то присутствия, он даже больше ни разу не оглянулся, ему было неважно знать, кто этот незнакомец. Он сразу подошел к доске.
11
— Вероятно, вы еще не доросли до понимания многих вещей, — ораторствовал Ротаридес, — и поэтому ушли с занятий. Возможно, именно все вы, что не выдержали и ушли ради пошлых, доступных вещей, ради того, что может принести зримую пользу, тем самым оправдываете скепсис великого ученого: ваши цели ложны, хотя средства безупречны… И все же многие из нас лелеют мечту достичь того, чего нет, сделать несбыточное своим достоянием. Мечту уйти, удрать из этого мира, где мы столько всякого натворили… Правда ли, что наука не оставляет нам никакой надежды? Эддингтон приводит четкое доказательство того, что в мире не существует такого участка, где бы пространство и время имели иные параметры, чем в нашей физической реальности. Он обосновывает это тем, что если бы такое место существовало, то его должна отделять от нас некая граница. — Ротаридес мелом написал на доске уравнение. — Из этих вычислений следует, что переход через гипотетическую границу возможен только в том случае, если скорость перехода будет равна нулю. А что такое этот нуль, как не синоним нереальности, иначе говоря, он подтверждает тот факт, что подобной границы просто нет. Однако вот в чем вопрос: правомерно ли отождествлять кажущуюся неосуществимость контакта — и существование какого-либо иного мира? То есть вправе ли мы считать нечто не существующим только на том основании, что оно для нас недостижимо? Нет! И вычисления Эддингтона не являются окончательными раз и навсегда!
Ротаридес перечеркнул уравнение Эддингтона, и в тот же миг внутри него все как будто ярко осветилось и чей-то требовательный голос шепнул: «Ты и сам можешь открыть новую формулу! Сделай другие расчеты, составь уравнение таким образом, чтобы вместо нуля получилась какая-нибудь приемлемая скорость!»
При ярком свете, исходившем из самого Ротаридеса, эта задача виделась ему иначе, чем всем его предшественникам, она и вправду казалась легко разрешимой, ее решение заняло бы лишь половину доски. Но почему же до сих пор никому не удавалось открыть такую скорость? — засомневался он немного погодя. Ведь достаточно разогнаться…