Сложно обстоят дела с виной и невиновностью, отец. Знаешь ли ты вполне определенно, за что ты отвечаешь, а за что нет? Начинается все с того, что мы не в силах точно предвидеть последствия наших поступков. Мы уверены в своих добрых помыслах, забывая при этом о своей силе, и иногда наносим почти смертельный удар при самых благих намерениях. Под конец не остается ничего иного, как выразить ситуацию фразой, которую я вычитал в одной книге: «До сих пор не сделано ничего значительного, но, вероятно, мы шли не в том направлении…» То, что мы предпринимаем, по большей части настолько важно и нужно, что мы не можем позволить себе роскошь тратить средства и энергию на выяснение вопроса, действительно ли проект безупречен, надежен и полезен во всех отношениях. Дорогостоящие исследования, может быть, доказали бы, что данный проект лучше вообще не осуществлять, что так или иначе, рано или поздно он в будущем окажется вредным. Не успеешь оглянуться, как отношение перевернется и будет важнее не сделать одного ложного шага, чем сделать пять верных. Отец, мне показалось, что я достиг этой стадии. Лучше не делать ничего, не трогаться с места, чем потом вопрошать свою совесть: я уже виновен? Или еще нет? Уверенность и беззаботность уже покинули меня, все мои личные планы представлялись мне поверхностными и недодуманными. Я словно стоял перед чем-то невыразимо хрупким и ранимым: одно неосторожное движение — и всему конец…
Каждое утро к нам в палату являлся больничный служитель, предлагая газеты и журналы. Я не покупал у него ничего, зная, что Юрай не удержится и все, что его интересует, будет читать вслух. Мое равнодушие его удивляло; по-моему, он даже стал сомневаться, правильно ли я назвал ему свою профессию. После завтрака я отдыхал, закрыв глаза, и раздраженно думал о том, что чем дольше я буду лежать из-за сотрясения мозга, тем сильнее опухнет пораненный при падении сустав и тем тяжелее мне будет ходить. Детективы, присланные Мартой, меня не вдохновляли. Мне не нужно было рассеиваться, скорей наоборот. Вечером я чувствовал, что мой напарник ждет от меня знака, самого минимального приглашения к разговору. Понемножку он раскрывал передо мной свое нутро.
— Четыре-пять часов занятий в консерватории, — говорил он, — создавали замечательный тонус. Мы с ребятами выходили на улицу, брели нога за ногу, вдыхали запах печеных каштанов, до чего ж хорошо… Я очень старался, сидел за роялем больше других, но… тут человек не может сам себя обманывать, в этом деле обман всегда выплывает наружу. Я понял, что не тяну. Когда я теперь изредка попадаю на концерт, при некоторых звуках у меня мороз идет по коже, но потом… потом, после концерта, такое чувство пустоты… Будто меня обокрали. Понимаешь?
— Ты недоволен, что не можешь играть так, как, например, Рубинштейн? — спросил я.
— Это огромный дар — уметь посвятить себя чему-то одному… и работать как лошадь. Без работы все напрасно, это пустота…
— Но ведь не каждый может быть Рубинштейном, — сказал я.
— Не говори, — засмеялся Юрай. — Если ты не прикоснулся к большому и светлому, ты можешь довольствоваться и коньками на роликах. Но когда ты что-то усек, тебе уже трудно смириться с положением болотного лягушонка. Это где-то высоко, и не пнешь ногой… Смотри, вот и ты, может, хотел стать писателем, а получился из тебя всего-навсего газетчик.
— Это не совсем так, — неохотно заметил я.
— А как?
— Я хотел быть таким, чтобы мне ни в чем не пришлось себя упрекнуть, — сказал я. — Я никогда не воображал, что у меня есть талант. В конце концов, талант не мерило для человека. А к некоторым великим людям можно даже испытывать презрение…
— Если у тебя талант, никто к тебе не отнесется с презрением! На все можешь наплевать.
Мне не хотелось продолжать разговор, но Юрай настаивал, чтобы я объяснил ему свою позицию.
— Один довольно известный мексиканский режиссер, — сказал я, немного подумав, — взял винтовку и застрелил крестьянина, потому что тот не хотел, чтобы съемки велись в его доме. А какие фильмы он снимал! Ты не можешь себе вообразить, как меня это убило: это не вязалось с моим представлением о такой личности. Или возьми Верлена, Достоевского… Какие были художники и при том какие характеры!