— Ну разве он не прелесть? — с улыбкой обратилась к Тонке Эва.
— Да-да, древние греки первыми поняли, что жить — значит есть, и сочетали прием пищи с прекрасным и возвышенным. У них даже великие люди не стыдились признаться в пристрастии к пище или вину. Сократ, например, говорил друзьям: «Воистину я люблю выпить. Ибо неопровержимо доказано, что вино, оросив душу, усыпляет заботы, как мандрагора человека, зато возбуждает веселье, как масло живит огонь…» Впрочем, хватит слов, все это вы прочитаете в книге, которую драгоценнейшая пани Тонка, не щадя собственных пальчиков, претворяет в соответствующие авторские листы…
И пошло, и пошло, пока пустые тарелки и бокалы не положили конец этому собеседованию, а в дверях Эва, подхватив Тонку под руку, шепнула:
— Как протекает наша операция?
— Не знаю, — озабоченно ответила шепотом Тонка, — но, кажется, я на это не гожусь.
— Только не сдавайся, держись. — Эва стиснула ей локоть. — Вот увидишь, он еще у нас вьюном завертится! Ты что, не помнишь, как бывало до замужества? Они из кожи вон лезут, лишь бы добиться своего. Вот тебе наглядный пример: Куки.
— Скажешь тоже! — шепнула Тонка. — Ведь он старик!
— Ну и что? Не будь дурой! При случае заставим его пригласить нас к нему на дачу, интересно, что ты потом скажешь! Возьми, почитаешь в трудную минуту… — Эва сунула ей в руки «Лисистрату» в переводе Мигалика[8].
— Ты пойми, я не из тех, кто способен на шантаж. Да еще такими методами. Я люблю его, Эва.
— Но-но, — подруга предостерегающе подняла палец, — а не кривишь ли ты малость душой да и себя заодно обманываешь? Ладно, можешь со мной не откровенничать, ступай…
И так далее, и так далее… Но еще раньше, как раз в ту минуту, когда зазвенели бокалы в честь Гавия Апиция и античных греков, а Ротаридес осторожно разложил инструменты, чтобы восстановить свой параллелепипед по проекту инженера Блоха, раздался звонок. Ротаридес бросился открывать, боясь, как бы не позвонили еще раз и не разбудили Вило, который беспокойно заворочался в кроватке.
За дверью стояла дворничиха, женщина таких внушительных объемов, каких Ротаридесам было не достичь, даже влезь они оба в одно платье, а рядом с ней — неизвестная личность столь субтильная и неприметная, что Ротаридес сперва ее и не разглядел.
— Вы ведь хотели бы поменять квартиру, верно? — тоненький голосок дворничихи как-то странно не вязался с ее мощными телесами, вид которых явно доказывал, что она едва ли довольствуется только эстетической стороной хлеба насущного.
— Да, — кивнул Ротаридес, насторожившись.
— Ну вот, можете договариваться, — продолжала дворничиха. — Это пани Траутенбергерова. — Ротаридес только теперь заметил старушку. — Пришла ко мне, не знаю ли я, дескать, кто хотел бы поменять меньшую квартиру на большую. Я сразу подумала о вас. У пани Траутенбергеровой трехкомнатная квартира тут по соседству, на Лососевой…
У Ротаридеса сердце забилось сильнее, как случалось уже не раз, вернее, не совсем так: до сих пор он или Тонка сами звонили в чужие дома, а если кто-нибудь и заглядывал к ним, то не иначе как по объявлению или по их личному приглашению. В первый раз человек пришел по своей воле, по собственному почину. Значит, она хочет или даже вынуждена меняться, и при этой мысли надежда, естественно, росла с головокружительной быстротой.
— Почему она меняет трехкомнатную квартиру? — спросил он деловитым и чуть ли не безразличным тоном, но на самом-то деле взволнованный до глубины души.
— Национальный комитет вынес постановление, — объясняла дворничиха, в то время как старушка по-прежнему с безучастным видом скромно переминалась с ноги на ногу. — Если сама не найдет поменьше, то ее выселят в официальном порядке. Понимаете, излишки площади…
Ротаридес почувствовал слабость, его даже бросило в жар. Господи боже, мелькнула мысль, неужели счастье все-таки нам улыбнется? Быстро овладев собой, он осторожно протянул старушке руку, словно боялся, что она исчезнет, как мираж.
— Заходите, пожалуйста, поговорим…
— Верно, поговорите, авось и сладитесь. — Дворничиха покивала сразу двумя подбородками, заговорщически подмигнув Ротаридесу маленькими живыми глазками.