Хоэль съел кусочек биточка и мотнул головой, отказываясь. Попробовал пудинг — та же история.
— Кофе? — предложила Катарина.
— Благодарю, с кофем справлюсь сам, — ответил он хмуро.
Она поставила перед ним фарфоровую чашечку, и с состраданием смотрела, как муж осторожно зажимает чашку в ладонях и наклоняется к самому столу, чтобы отхлебнуть напиток. Сколько времени пройдет, пока он поправится окончательно?
Сделав глоток, Хоэль замер на пару секунд, а потом выплюнул все обратно в чашку.
Девушки, прислуживающие за столом, едва не уронили подносы. Лусия протестующее вскрикнула, а Катарина только сжала салфетку, призывая себя к спокойствию. Всякий раз, когда она проявляла сентиментальную жалость по отношению к своему мужу, он сотворял что-нибудь гадкое. Намеренно хотел разозлить ее?
Но Хоэль, похоже, и сам понимал, что поступил неподобающе, и извинился:
— Прошу прощенья, доньи, но это пить невозможно. Это какая-то поросячья моча, а не кофе.
— Мне сейчас станет плохо, — еле выговорила Лусия и прижала салфетку ко рту, отворачиваясь.
— Нет, вы не подумайте, — заверил ее Хоэль, — я поросячью мочу не пил, но говорят, это самый мерзкий вкус, который можно вообразить. Вот это, — он посмотрел в чашку с кофе, — по вкусу — сущее оно. Я как попробовал, сразу подумал — ну точно по вкусу, как…
— Не надо повторять, — оборвала его Катарина.
— А, я и забыл, что я пенек, — спохватился Хоэль. — Простите, донья, но вашу кашу в трех видах я ел, чтобы вас не обижать, только хватит такого счастья. Дайте лучше простого хлеба. Его испортить труднее. Надеюсь, — он помолчал и буркнул: — Много я жрал того, о чем вам, доньи, и знать не надо, но вот эта стряпня — это издевательство какое-то. Я бы выгнал кухарку взашей.
Служанки отвернулись, скрывая улыбки, а Катарина готова была засунуть салфетку мужу в рот, чтобы замолчал, наконец, но сказать ничего не успела, потому что ее опередила Лусия:
— Кухарку, к вашему сведению, — произнесла она, чеканя каждое слово, — порекомендовала донна Флоренсия. И не надо оскорблять ее труд! Чем это вам не понравилась еда, позвольте спросить?!
— Да разве это еда? — спросил Хоэль почти смиренно. — Пустота какая-то воздушная. Такого хоть мешок умни — не наешься. А кофе будто водой разбавляли, он же совсем как…
— Попрошу не оскорблять наш слух! — перебила его Лусия. — Пудинг — великолепен! Нежный и легкий, как и полагается пудингу!
— Может пудингу и полагается, — проворчал Хоэль, — но я есть это не могу. Передайте лучше хлеб, донья Лезу-во-все-разговоры.
— Хватит, — сказала Катарина, пресекая новую ссору, потому что Лусия задохнулась от нанесенного оскорбления и готовилась ответить. — Я намажу хлеб маслом. Это вам подойдет, дон?
— Мы же договорились, что вы зовете меня по имени, — сказал он и тут же добавил: — Подойдет. Благодарю.
— Пусть госпожа Коклес сварит кофе покрепче, — попросила Катарина служанок. — И пусть добавит ром и сливки. Вас это устроит? — обратилась она к мужу.
— Сливок не надо, — ответил он.
— Катарина — сказала тихонько Лусия.
— Все хорошо, — успокоила она подругу.
Одна из служанок убежала, чтобы передать распоряжение хозяйки, и за столом повисло тягостное молчание. Катарина намазывала маслом хлеб, Лусия ковыряла вилкой биточек, поглядывая на подругу с сожалением, а на Хоэля — с плохо скрываемой ненавистью. Сам Хоэль сидел смирно, даже уныло, ожидая, пока подадут пищу ему по вкусу.
Вернулась служанка и доложила, теребя фартук:
— Донна, госпожа Коклес сказала, что сварила кофе, как обычно, а ром закончился, когда к обеду был дон де Лара.
Катарина постаралась не заметить недоуменного взгляда Хоэля и ответила очень спокойно, выкладывая хлеб с маслом на тарелку и вооружаясь ножом и вилкой, чтобы порезать его на кусочки:
— Пусть возьмет бутылку рома, которая припасена к Рождеству. И сварит кофе. До конца месяца мы будем пить чай. Попроси госпожу Коклес поторопиться, мой муж желает завтракать.
Служанка сделала маленький книксен и опять удалилась, а Хоэль нахмурился еще больше, но ни о чем не спросил.
Через четверть часа кофе был готов, но Хоэль не успел выпить ни глотка, потому что появился тот самый слуга мужеского пола, что предлагал ему свои услуги поутру в уборной, и объявил, что прибыл судебный капитан.
— Зачем это? — встрепенулась Лусия. — Что-то случилось? Кэт?
— Ничего не случилось, — ответила Катарина, промокая губы салфеткой и складывая руки на коленях с видом святой мученицы. — Просите капитана, Эбрурио.