Амели пожала плечами.
— Не знаю. Может быть, это случайность? Ей было всё равно, кто из нас заснёт. Ей было важно, чтобы на отборе остались только трое. Я не знаю, в чём заключается финальное испытание, но, наверно, на нём желание принца уже будет что-то значить.
— А не мог ей кто-то внушить эту мысль? — Фернан по-прежнему пребывал в задумчивости.
— Внушить? — сначала Амели хотела посмеяться над таким предположением. Но после нескольких минут размышлений стало уже не до смеха. — А знаешь, пожалуй, ты прав. Идем!
И устремилась к дверям.
— Эм, подожди! — Фернан последовал за ней. — Что ты хочешь сделать? Давай сначала обсудим! Ты можешь совершить ошибку!
Но ее было уже не удержать. Через десять минут они остановились перед входом в апартаменты другой участницы отбора.
— Доложите вашей хозяйке, что я хочу с ней поговорить! — велела Амели горничной.
Та почтительно поклонилась и отправилась выполнять указание.
28. Холодный ум, горячее сердце
Спустя пару минут их проводили в гостиную, где уже ждала их графиня де Карильен.
— Ваше высочество, — черные брови хозяйки удивленно взметнулись, — чем обязана такой чести?
Амели отказалась от предложенного кресла и осталась стоять. Фернан безмолвной тенью застыл у дверей.
— Ваш слуга сейчас сопровождает вас повсюду? — усмехнулась Моник.
— Это вполне объяснимо, учитывая то, что случилось в саду.
— В саду? — переспросила графиня. — А что случилось в саду? Принцессе стало плохо, и она упала в обморок. Бедняжка переволновалась. Что тут особенного? Только давайте не будем уверять друг друга, что нам жаль, что она покидает отбор. Мы все здесь сражаемся за принца, но победит-то только одна!
Моник улыбалась, но руки ее, лежавшие на подлокотниках кресла, едва заметно дрожали.
— А мне кажется, — негромко, но твердо сказала Амели, — что в саду случилось нечто совсем другое. И именно вы, ваше сиятельство, знаете об этом лучше, чем кто-то другой.
— Я? — подалась вперед Моник. — Право же, я вас не понимаю.
Уверенности в собственной правоте у Амели не было — одни предположения. И она немного поколебалась, прежде чем заговорить о том, что герцог просил держать в тайне.
— Ну, что же, я объясню. Вы были вчера в саду и сами видели, что мы разговаривали с принцессой в тот момент, когда ей стало плохо. А если еще точнее — ей стало плохо после того, как я откусила кусочек от яблока, которым она меня угостила. Странно, вы не находите?
Графиня усмехнулась:
— Если бы после того, как вы полакомились яблоком, стало плохо вам, ваше высочество, я согласилась бы, что это странно. Но плохо стало принцессе. Или между вами есть какая-то связь?
— Да, — подтвердила Амели, — есть. Видите ли, ваше сиятельство, перед тем, как я отправилась на отбор, маги наложили на меня заклятие магического отката. Надеюсь, вы слышали про такое? Мало ли на какие пакости могли решиться охочие до победы соперницы?
Она решила не впутывать в это дело де Тюренна и не назвала его имя. Как решила не говорить и о том, в каком состоянии находится сейчас Констанс.
Моник немного подумала.
— Вы хотите сказать, ваше высочество, что принцесса пострадала из-за того, что пыталась вам навредить? Сработало заклинание, и она оказалась повержена той стрелой, которую пыталась пустить в вас?
Амели похлопала в ладоши.
— Точнее и не скажешь, ваше сиятельство!
— Ну, что же, — не стала спорить графиня, — у меня нет причин вам не доверять. Вполне возможно, всё было именно так, как вы говорите. Но я по-прежнему не понимаю, при чём здесь я?
Амели всё-таки присела в соседнее кресло.
— Я думаю, ваше сиятельство, что именно вы подсказали принцессе эту идею.
— Идею навредить вам? — глаза Моник гневно сверкнули. — Да вы с ума сошли! Ничего более неправдоподобного я никогда не слышала! Если вы не перестанете распускать эти слухи, я пожалуюсь герцогу Ламанскому.
Амели и сама понимала, насколько шатки ее обвинения. Но была не намерена отступать.
— А вас не интересует, ваше сиятельство, как я пришла к таким выводам? Позвольте, я всё-таки расскажу. Первое, что мне показалось странным — ваш разговор с Элинор вчера в саду. Всё то время, что мы находимся во дворце, вы либо игнорировали виконтессу, либо высмеивали ее. С чего бы вдруг вы решили поддержать ее перед очередным испытанием? Возможно, вы просто хотели увести ее подальше — чтобы дать возможность Констанс пообщаться со мной наедине?
Графиня хмыкнула:
— Вы замечательно рассказываете, ваше высочество. Прошу вас, продолжайте!