Там же висели картины, в которых Винс предположил морские пейзажи Калифорнии, работы маслом, принадлежавшие руке любителя, которому техника была присуща больше, чем одаренность. В двух углах комнаты стояли массивные столы с круглыми мраморными столешницами, ножки которых завершались когтистыми лапами. На обоих столах высились лампы из толстого фарфора, с оранжевыми шелковыми абажурами, которые уже успели основательно выцвести.
Вирджиния Трис оказалась высокой, почти пяти футов и десяти дюймов, женщиной, в плотных синих джинсах, отчего ее ноги казались еще длиннее, чем были на самом деле. На ней была также белая мужская рубашка на пуговичках навыпуск и с закатанными до локтей рукавами. На босых ногах стоптанные шлепанцы.
Она медленно опустилась в кресло с истертым плюшем без подлокотников. Поджав колени и обхватив их руками, она внимательно выслушала, как Сид Форк представил Келли Винса, «моего старого друга», и, пока Форк и Винс, державший тросточку между колен, рассаживались на диване, приветствовала его почти неслышным голосом.
Последовавшее короткое молчание прервала, откашлявшись, сама Вирджиния Трис:
— Кто застрелил его?
— Пока мы не знаем, — ответил Форк.
— Это был налет… или грабеж?
— Не думаю, но вполне возможно.
— В него стреляли один раз, дважды, несколько раз… сколько?
— Два раза. В голову.
— Значит, все произошло быстро. То есть, Норму не пришлось лежать, истекая кровью и взывая о помощи.
— Все было очень быстро, Вирджиния.
Она снова вздохнула.
— Ну и дерьмовая же история.
Форк с печальной торжественностью кивнул в знак согласия и спросил:
— Хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил? Может, вы хотите, чтобы кто-нибудь пришел и посидел с вами.
Вместо того, чтобы ответить Форку, она взглянула на Келли Винса.
— Вы с Сидом старые друзья?
— Не совсем.
— Я живу тут всего четыре года и практически никого не знаю, чтобы кто-то пришел и побыл со мной. Мы были женаты всего три года. Я его вторая жена. «Скво номер два», как он называл меня. Я работала официанткой в «Орле», и, как мне кажется, именно поэтому люди не одобряли наш брак.
— Кому он мог не нравиться? — попытался возразить Форк.
Не обращая на него внимания, она продолжала разговаривать с Винсом.
— Им не нравилось, что я была официанткой и из-за разницы наших лет. Мне двадцать три, а Норму сорок три. Двадцать лет разницы. Вам не кажется, что это многовато?
Винс сказал нет, ему не кажется.
Наступило молчание, пока она не глянула на Форка и не сказала:
— Что же мне теперь, черт побери, делать, Сид?
Держа локти на коленях, Сид наклонился вперед с сочувственным выражением длинного лица.
— Первым делом вам надо хорошо выспаться.
— Как я могу спать?
— Я попрошу Джоя Эмори принести вам пилюль.
— Даже с таблетками я не усну.
— Вы должны поспать, чтобы набраться сил к утру.
— Чего ради?
— Я бы не хотел упоминать о деньгах в такие минуты, но все повалят посмотреть на то место, где убили Норма. Вам придется открыть заведение с самого утра, и вы можете наварить за день тысячу или, может, полторы тысячи.
Даже эта заманчивая перспектива не смогла стереть с ее лица выражение печали и сокрушения.
— Так много? — спросила она и тут же ответила на свой же вопрос: — Да, пожалуй, столько и получится. — Она нахмурилась, глядя на Форка: — А вы не думаете, что Норм был бы против?
— Вирджиния, — мягким терпеливым тоном обратился к ней Форк. — Норму так и так плевать.
Глава пятнадцатая
Когда Форк и Винс в 12.46 без стука вошли в дом мэра, они нашли Джека Эдера на кремовом диване с бутылкой пива в руках и мэра в ее кресле коричневой кожи. Она повернулась к вошедшим, но Сид Форк успел предупредить ее вопрос:
— Кто-то час назад пристрелил Норма Триса и оставил тебе послание.
Хаскинс кивнула, словно новость ее не особенно заинтересовала, и, неторопливо поднявшись, отвернулась от трех мужчин. Подойдя к одной из репродукций картины Моне, она, казалось, стала внимательно изучать ее. Все еще не отводя от картины взгляда, она спросила: