— Полицейская ищейка Дик Григ.
— Вроде у тебя не идут дела с лейтенантом Григом?
— Я уживаюсь с любым, с кем мне надо уживаться, Сид.
— Ты не думаешь, что Чарли Коутс почти добрался до руководства округа?
— Этот пост для него лишь остановка.
— На пути куда?
— Коутсу сорок два. Если его выберут в девяностом, ему будет сорок четыре. Два года — и перед ним прямая дорога в Конгресс. Если он победит, прекрасно. Если нет, он проведет на этом посту еще два года, и ему будет только сорок шесть лет. Он использует следующие два года, чтобы его имя стало известно, обзаведется кучей наград и, когда ему стукнет сорок восемь, попробует еще раз пробраться в Конгресс. И если даже ему и на этот раз не удастся оказаться в Вашингтоне, он бросит это занятие и вместо этого станет богатеть.
— Все это он тебе и выложил?
— Он таскает меня с собой, чтобы я был кем-то вроде его биографа. Вот почему я и оказался у Б.Д. сегодня вечером. У меня чертовски хорошая память, Сид.
— И Чарли также сказал, что заберет тебя с собой в руководство округа или когда отправится в Вашингтон? Может, чтобы таскать его багаж, встречать его с самолета, делать для него памятные записки?
— Он может.
— Как тебе нравится в Дюранго, Генри?
— Погода меня устраивает.
— Считаешь, что тебе понравится в Вашингтоне?
— Я родился в Вашингтоне. Мой старик работал в департаменте торговли. Сегодня там температура 103 градуса. Влажность порой достигает девяносто процентов.
— Никогда не был в Вашингтоне, — сказал Форк, помолчал и нахмурился, словно бы ему предстояло принять трудное решение. В таком виде он и оставался сидеть, нагнетая напряжение. Наконец, Форк спросил:
— Ты говоришь, что можешь уживаться с любым, с кем тебе приходится уживаться, так?
Квирт кивнул.
— Уживешься ли ты с Б.Д. и со мной, если я предложу тебе тридцать пять в год, звание детектива, круглосуточную машину в твоем распоряжении, оплату стоматолога и медицины и оплачиваемые четыре недели ежегодного отпуска?
— Я-то отлично уживусь с тобой и Б.Д., Сид, но ведь я должен это отработать, не так ли?
Форк сделал вид, что удивлен.
— Как-то не улавливаю твою мысль.
— Я хочу сказать — тебе что-то от меня надо. Прямо сейчас. Сегодня вечером.
Форк сменил выражение с удивленного на обиженное.
— Ни я, ни Б.Д. не играем, Генри. Место — твое. И ты можешь начать прямо в понедельник, если успеешь рассчитаться с шерифом. Но лучше мне быть с тобой абсолютно откровенным. Если кому-то удастся утопить Б.Д., предполагаю, что первым уволят меня, и новый мэр, скорее всего, избавится от всех моих людей и наберет свою команду. Ведь так обычно эти дела и делаются, не так ли?
Генри Квирт склонился вперед, стараясь выглядеть и скептиком и мудрецом.
— Чем, по-твоему, я могу помочь Б.Д., чтобы она вечно оставалась мэром?
— Ничем. Как я и говорил, это место за тобой.
— Кончай нести ахинею, Сид.
— Ну, если ты так настаиваешь… отпечатки, о которых шериф говорил мне с Б.Д., — те, что обнаружили в розовом фургоне. Чарли уже получил ответ, так? Что бы он там ни говорил…
— Верно?
— И ты уже заглянул в него?
Квирт кивнул.
— И поскольку у тебя такая память…
— Я все помню, Сид. Все.
— И я не прошу тебя доложить мне, кому принадлежат эти отпечатки. Я хочу, чтобы ты понял: они не имеют ничего общего с работой, и с машиной, и тридцатью пятью тысячами в год, поскольку все уже обговорено. Кроме того, я вообще не могу просить тебя ни о чем, что противоречило бы твоей совести.
С видом еще более скептичным и задумчивым, чем обычно, Квирт сказал:
— Что-то я не слышу голоса своей совести, Сид.
— Ну что ж, отлично. Так когда ты бы хотел выйти на работу — в понедельник?
— Лучше, если пятнадцатого числа будущего месяца — на тот случай, если шериф Коутс выяснит еще, что может пригодиться Б.Д.
Глава тридцать пятая
В 2.04 этого последнего воскресенья июня Келли Винс и Сид Форк опять сидели бок о бок на диване в викторианской гостиной дома Вирджинии Трис.
Напротив них располагалась мэр Б.Д. Хаскинс. Джек Эдер устроился на низком плюшевом стульчике — волосы всклокочены, подол рубашки выбился из брюк и босые ноги наспех засунуты в парусиновые туфли, которые не успел зашнуровать, потому что именно он торопился на настойчивые трели дверного звонка, раздавшиеся в 1.52. Винс, который с трудом приходил в себя, одевался, пока Эдер на кухне готовил кофе.