— Чем он в основном занимался?
Форк с удовольствием ухмыльнулся.
— Он актер.
— Примите мои поздравления, шеф, — сказал Эдер.
— Тут понадобилось больше охмурять, чем работать мозгами, — со скромным видом ухмыльнулся Форк. — Мне всего лишь пришлось убедить кое-кого сделать то, в чем он сомневался, стоит ли ему этим заниматься.
Встав, Винс подошел к окну и выглянул из него, обратив внимание на неприметный четырехдверный седан, который остановился внизу на улице, и прикинул, не доставил ли он того черного детектива и высокого, которые всю ночь были на вахте. После чего отвернулся от окна к Б.Д. Хаскинс.
— Когда вы прервали разговор со мной, — сказал он, — я звонил сказать вам, что ваш родственник связался со мной по телефону и сказал, что достигнута договоренность о времени и месте обмена. Четвертого июля в «Кузине Мэри».
Хаскинс кивнула в знак поддержки этого решения.
— Хорошо. Мерримен обычно закрывается в этот день. Четвертого. Во сколько?
— Мансур не сказал.
— Должно быть, не раньше полудня.
— Почему?
— Потому что с утра мы с Сидом должны присутствовать на параде.
Глава тридцать шестая
Слегка подкинув сковородку, Джек Эдер ловко поймал свой первый за полтора года омлет, когда услышал голос Вирджинии Трис:
— А я вот всегда промахиваюсь, а потом соскребаю с пола яичницу.
Глянув из-за правого плеча, Эдер увидел, что она стоит в дверях кухни, прислонившись к косяку и плотно сцепив на груди руки. Эдер подумал, что тени у нее под глазами стали несколько больше и темнее, чем днем, когда она изображала рачительную хозяйку дома. Она полностью измотана, решил он, не сомневаясь в диагнозе. Физически, умственно и эмоционально.
— Лучше садитесь и попробуйте мое изделие. Я взял шесть яиц и как следует взбил их. — Повернувшись к газовой плите, возраст которой не уступал его собственному, Эдер спросил: — Позади длинный день?
— Самый длинный из всех, что были, — вздохнула она, садясь за стол из отшлифованных сосновых досок.
Не спуская глаз с омлета, Эдер сделал несколько шагов вправо, налил в чашку кофе из кофеварки. Чашку он поставил перед ней на стол и торопливо вернулся к плите.
— Теперь предстоит самая трудная часть, — сказал он, — после которой станет ясно, получится ли все нормально или размажется.
Омлет послушно скользнул со сковородки на тарелку. Эдер быстро разрезал его на половинки, одну положил на другое блюдо, которое преподнес Вирджинии вместе с серебряным прибором и бумажной салфеткой.
— Тосты в духовке.
— Тостер стоит за открывалкой для банок.
— Я знаю, но мне нравится поджаривать их в духовке.
Он открыл высокую дверцу старой плиты, ухватом извлек поднос и выложил на стол четыре тоста с подрумянившимися корочками. Рядом с ними на блюде расположился кубик маргарина.
— Не смог найти масла, — объяснил он, садясь рядом с ней перед своей порцией омлета.
— Мы не пользовались маслом, потому что Норм беспокоился из-за своего холестерина, — объяснила она, размазывая маргарин по тосту. — Но теперь я думаю, что, знай он свою судьбу, он мог бы есть масла, сколько захочется, не так ли?
— Пожалуй.
Попробовав омлет, она похвалила его. Эдер сказал, что стоило бы добавить немного соли и перца. Она ответила, что вообще не употребляет много соли. Эдер попытался завязать разговор, который не походил бы на пустую светскую болтовню. Он ломал себе голову над непреодолимой задачей, когда Вирджиния Трис внезапно спросила:
— Когда вы в последний раз спали с женщиной?
Эдер продолжал аккуратно намазывать маргарин на последний кусок тоста.
— Семнадцать месяцев и четыре дня…
— Сколько времени вы провели в Ломпоке?
— Пятнадцать месяцев.
— И на прощанье вам так и не удалось развлечься?
При помощи ножа и вилки Эдер положил остатки омлета на тост, испытывая легкое удовольствие от разговора. Прожевав, он проглотил омлет и сказал:
— Проблемы, стоявшие передо мной перед заключением, были таковы, что секс не казался самым важным среди них.
— И как вы в тюрьме решали проблемы секса?
— Я как-то смог воздержаться. Конечно, нормально было бы прибегнуть к мастурбации. Во всяком случае, я считал, что это было бы нормально.
Она положила нож и вилку, отодвинула тарелку с недоеденным омлетом, опустила скрещенные руки на стол и уставилась на его выскобленную поверхность.
— А я чувствую себя так, словно меня посадили в тюрьму.
— Долго это не протянется.