— Проклятье! — взревел Бум. — Вы, канальи, могли бы проявлять поменьше рвения при этом! У нас осталось всего восемь лошадей на весь отряд, да и то все раненые. Хуже нет для рыцаря, чем пешком по лесам бродить.
Дубин, ничего не поняв из допроса пленника, склонился к Максу:
— Что они там говорят?
— Да из–за пристрастия Бума к чужим бабам все наши беды нынешние. Кто–то из людей Шифки, думаю, узнал нашего рыцаря, и стукнул об этом людям герцога. Те послали вслед этих молодцов, чтобы они нас задержали в лесу. Вот они и стреляли по лошадям, не трогая людей.
— Нифига себе не трогая! У нас уже семеро раненых!
— Ну, стрела это дело такое — летит не всегда туда, куда хотелось бы. Да и сам посмотри: у нас осталось восемь лошадей, а было сорок. При этом есть еще пять коров, а пропала лишь одна. Все лошади ранены, а корову лишь одну лечить пришлось.
— Да… странно, что сами этого не заметили… Нас и правда стараются задержать.
Бум тоже обернулся к Максу:
— Плохо дело. Пешком нам не уйти от погони. Думаю, люди барона, или самого герцога, уже в затылок дышат. Уж очень серьезно они за нас взялись.
Пленник, решив, что настал его звездный миг, заявил:
— Его светлости герцогу Нирусватусу нужна лишь голова сира Бума. Принесите ее в мешке, и он наверняка помилует остальных. Ну, разве что уши отрежет, или выпорет.
— Я тебе сейчас отрежу все, что можно у мужика отрезать, — пригрозил Бум.
— У вас нет другого выбора, — упрямо гнул пленник. — Барон Пигирус со своими вассалами пошел к Рыбице рысью, не жалея лошадей. Ему не надо было крюк к Шифке делать. Так что у брода вас будет ждать его отряд. Луга вокруг Рыбицы по нашему берегу просторные, есть где разгуляться. У вас восемь полудохлых кляч осталось, а у нашего барона семь рыцарей, а с ними оруженосцы и свита. Втопчут вас в траву как жаб.
Бум пнул пленника по макушке, заставив замолчать, и обернулся к Максу:
— Самое время вам подумать, что делать дальше. Или режьте мне голову, или надо не попасться на глаза этому сыну ублюдка Пигирусу.
Пойманный лучник зашипел:
— Когда придет время суда, я расскажу барону, как ты его оскорбил. Смерть твоя будет собачья, позорная!
Рыцарь без слов вытащил меч, коротко рубанул пленника в горло:
— Наконец–то заткнулся! — хохотнул Гурк.
Бум, не обращая внимания на агонизирующее тело, корчащееся у ног, вновь обернулся к Максу:
— Ну что решать будем?
Макс пожал плечами:
— Нас мало, бой мы не потянем. Надо поворачивать на юг, и переходить Рыбицу выше их засады.
— Плохая идея. Через Рыбицу один брод, на ее повороте. Кратчайший путь к Фреоне… так говорят. Если переходить ее выше, в самые болота уткнемся. Что там ваши кшарги про эти болота говорят? Знают они там тропы?
— Вряд ли. Им незачем туда соваться. Говорят, эти болота опасны и непроходимы.
— Эх… лучше голову отрежьте… ненавижу болота…
Добрыня присел на скамью, и кивнул Олегу:
— Вот, это наш химик, Серега, про которого я тебе говорил.
Плюгавенький мужичок суетливо кивнул в знак приветствия, обернулся к Добрыне:
— Я еще не подобрал точную пропорцию, но вроде бы эта селитра хорошая. Вот, смотрите:
Покопавшись среди множества плошек и кувшинчиков, расставленных на столе, «химик» выставил тарелку с горкой серого порошка.
— Подождите минутку, я светильник принесу.
Проводив взглядом спину специалиста, скрывшегося в сарае, Олег поморщился:
— Ну и воняет же здесь.
— А что ты хотел… это же кожевня. Потому за стенами и работают, иначе в поселке не продохнуть будет.
— Не внушает мне доверия этот химик. Я порох черный видел: он не так должен выглядеть.
— Критику разводить легко, а ты вот найди мастера получше.
«Пороховых дел мастер» выскочил из сарая, поспешно плюхнул на стол жировой светильник, зажег от него лучинку, поднес к тарелке. Серая кучка зашипела, выбросила язык пламени, пробушевав секунды две–три оно резко пошло на убыль, оставив после себя жалкое пятно дымящегося шлака.
— Вот, вроде уже получше горит, — обрадовался Сергей.
Олег хмыкнул, и поинтересовался:
— А ты вообще, откуда химию знаешь? Учился? Работал?
— И учился, и работал.
— Что–то я у нас в городе пороховых заводов не встречал…
— Ну, так небось завод безалкогольных напитков знаешь, вот там я технологом и работал.
Олег покачал головой:
— Дерьмо это, а не порох… Серега, лучше бы ты на динамитной фабрике работал — я в детстве и то лучше делал разную гадость для бомбочек.
— Ну так я пропорцию точную не знаю, надо подбирать, — начал суетливо оправдываться «химик». — И вообще вы много от меня хотите: да никто в наше время подобное делать не может. Нет таких людей. Надо все придумывать заново.
Из–за спины радостно донеслось:
— Здравствуйте дяденька Добрыня!
Лидер островитян чуть не поперхнулся:
— Кислый! Лом! Мать вашу! Вы какого здесь делаете?! Я же ясно сказал вам с гонцами убираться!
— Так мы пропустили их уход, — подчеркнуто–виновато ответил Кислый.
— Ну амба вам, торчкам! Связанными отвезу и сдам Кругу!
— Ну дядя Добрыня, ну что вы такой злой. Мы же вам помогли, жизнями рисковали ради вас. Ну что вам стоит поделиться одной–единственной лодочкой?
Лом, подкравшись к столу и осмотрев выставку химикалиев, с любопытством поинтересовался:
— А че это вы тут делаете?
— Кружок «Юных химик» у нас тут, — буркнул Добрыня. — Пока дармоеды вроде вас под ногами путаются, мы делом занимаемся, порох пытаемся вот сделать.
— А хули тут пытаться? — недоуменно протянул Лом. — Берешь и делаешь.
— Ну, раз ты такой умный, может, сам и сделаешь? — въедливо предложил Добрыня.
— Не вопрос, — небрежно заявил Лом, и бесцеремонно расположился рядом с Олегом.
Глядя, как ловко он завозился с посудой, островитяне переглянулись, и без комментариев стали следить за действиями Лома. Тот быстро, но без суеты, что–то смешивал, толок, просеивал через чайное ситечко, из плошки светильника временами капал жидким жиром и даже плюнул пару раз. Высыпав приготовленную смесь на жестяную лопатку, он, постоянно потряхивая, подсушил ее над пламенем, и лениво заявил:
— Ну вот вам и порох. Дерьмо конечно, но на нормальный состав тут у вас кое–чего не хватает.
Добрыня, сунув нос в лопаточку, недоверчиво буркнул:
— Да это чай какой–то… гранулированный. Торчок ты конченный: как у тебя совести хватило нам голову морочить? Ты же даже взвешивать ничего не стал, смешал все что видел!
— А че тут взвешивать? Это ж не термит, отклонение на один процент легко допустимо. Вот, сами смотрите, если не верите.
Лом сунул лучинку в лопаточку. Яркая вспышка заставила всех шарахнуться, под крышу навеса ушло облако дыма, на лопаточке осталось темное пятно нагара.
— Нормальный порох. Только грязноватый немного. Но за пять минут из этого дерьма лучше не сварганить.
Добрыня молча переглянулся с Олегом, и вкрадчиво поинтересовался:
— Скажи–ка Лом, ты что, химик по образованию?
— Не, я на экономиста учился… только не доучился.
— А откуда знаешь, как порох делать?
— Так хули тут знать? Три компонента, пропорция легкая, почти все в селитру идет, просто перемешать получше и на гранулы пустить.
Кислый решил отрекламировать товарища:
— Лом у нас головастый, вы не смотрите, что тормознутый немного. Он если надо, из табуретки что угодно замастырит, хоть героин!
— Сам ты тормоз, — огрызнулся Лом. — Но вообще–то да, талант у меня к химии. Хотя насчет табуретки ты и загнул… Правда, кому надо, тот и электрической лампочкой сможет вставиться, главное знать как. Добрыня: ну так как там насчет лодки?