Столяров откровенно усмехнулся.
- Это вряд ли выполнимая задача, – мягко сказал он. – Проблема дешифровки майяской письменности неразрешима.
Кромлех поднял голову.
- Так называется статья немца Пауля Шелльхаса. Я читал ее, – ответил он. – Думаю, Шелльхас ошибся.
- Думаете… он… ошибся? – делая иронические паузы, переспросил профессор.
Женька кивнул.
- То, что создано одним человеческим умом, не может не быть разгадано другим, – тихо произнес он.
В глазах Столярова что-то блеснуло.
- А вы не по годам мудры, – глядя на абитуриента с некоторым удивлением, заметил он. – И, знаете… пожалуй, мы закончили собеседование.
На следующий день Женька нашел себя в списке поступивших на истфак. Вместе с соседским Колькой он купил две бутылки водки и напился. Не в первый и не в последний раз.
Все это проходило перед Евгением Кромлехом сейчас, когда он со стопкой водки в руках, но совершенно трезвый, обозревал кутеж, заказанный им в ресторане для диссертационной комиссии. Банкет был обязательной частью защиты – для нищих аспирантов часто неподъемной. Ему помог деньгами Столяров.
Который в сильном подпитии, с бутылкой в одной руке и стопкой в другой, подошел сейчас к Евгению.
- Ну что, доктор, давай чокнемся!
Лицо научного руководителя Кромлеха сияло. Он залихватски опрокинул стопку и с гоготом приобнял Евгения.
- Гений ты! Ты знаешь, что ты гений?! – причитал он, хлопая ученика по спине.
Евгений продолжал оставаться трезвым – что удивительно, поскольку тосты не пропускал.
- Садитесь, Николай Алексеевич, – пригласил он научрука.
Банкет достиг апогея, и на них никто не обращал внимания.
Столяров плюхнулся на стул рядом и сразу опять наполнил их стопки.
- Женька, Женька, - едва ли не пропел он, – а я ведь до конца не верил, что тебе это удастся.
- Да я сам до сих пор не верю, – пожал плечами Евгений. – А больше всего не верю, что вот только что стал доктором.
- А-а… – махнул рукой Столяров, пренебрежительно окинув взглядом пьяную толпу ученых мужей и дам. – Думаешь, хоть кто-то из них понимает, что ты сделал? Да я и сам плохо понимаю. В мире специалистов по майяской письменности… трое… ну, четверо. А в Союзе ты вообще такой один. И как бы они тебе оппонировали?.. Им велели, они тебе доктора и дали.
- Велели? – поднял брови Кромлех. И тут же понял, что совсем не удивлен.
- Э-э-хм, – пробурчал Столяров. Похоже, он пожалел о только что сказанном. Однако сожаление длилось недолго.
- Эх, что там, – махнул он рукой. – Ты должен знать…
Он опять наполнил стопки, опрокинул свою и продолжал говорить. Кажется, это доставляло ему удовольствие.
- Ты ведь вообще не должен был поступить на истфак. Ди-пи, работал на немцев, хоть и мальчишкой, но все же…
Евгений кивнул.
- Я почувствовал на собеседовании, что вы не хотите меня принимать.
- Я-то хотел, – мотнул головой Столяров. – Шутка ли: пацан историю знает получше, чем некоторые аспиранты. И главное – умеет думать и хочет что-то делать в науке… Я ведь тогда еще понял, что ты гений.
Он вновь потряс Женьку за плечо. Но тут же погрустнел.
- Но знаешь ли… своя рубашка… она к телу-то поближе будет. Время такое было – чуть в сторону дернулся, и загремел по полной.
- И как же тогда?.. – Евгению действительно было любопытно.
- А ты про майя сказал, – брякнул Столяров и опрокинул очередную стопку.
- И что же? – опустошив свою, спросил Евгений.
- А то…
Кажется, профессор опять пребывал в некотором сомнении.
- В общем… – начал он. – Дело такое. Хозяин… Ну, ты понимаешь… Который покойный, с культом личности. В общем, он собирался прикрыть марксизм.
- Это как? – Кромлех вытаращил глаза. Он не ожидал ни такого признания, ни того, что его сделает именно идеологически безупречный на вид профессор Столяров, всегда производивший впечатление твердокаменного марксиста-ленинца.
Но тот лишь утвердительно кивнул.
- Еще в конце двадцатых. Тогда положения марксизма посыпались – буржуазный мир развивался не так, как классики предрекали.
Евгений ошеломленно смотрел на учителя. А тот продолжал.
- Началось с завода-автомата Ллойда Смита в Милуоки – ну, не вписывался он в марксизм никоим образом, пролетариата там не было, гегемона. А ведь это основа основ. Дальше – больше…
Николай Алексеевич дернул еще стопку.
- В общем, Хозяин все это просчитал – умен был, этого не отнимешь. Ну и пришел к единственно правильному с его точки зрения решению – СССР должен жить, принципы марксизма должны быть сохранены. Но только их видимость – для народа. А вот образованные партийцы, классиков чуть ли не наизусть знавшие, в эту схему не вписывались, могли игру разоблачить. Дальше – сам понимаешь…