Мудрость этого «ученого мужа», объявленного в специальной папской энциклике «учителем всей философии и богословия», не знала предела: «Когда от совокупления дьявола с женщиной рождаются дети, — поучал он, — то они произошли не от семени дьявола или того образа мужчины, в который воплотился дьявол, а от того семени, которое приобрел дьявол от другого мужчины. Дьявол, в образе женщины совокупляющийся с мужчиной, может принять и образ мужчины и совокупляться с женщиной».
Упомянутая выше книжонка «Молот ведьм» — это широко известное в средние века пособие по допросам и пыткам, принадлежащее перу двух прославленных инквизиторов. По словам Лозинского, таких пособий было множество, и одно из них «Молот евреев», судя по названию, — о том, как пытать и казнить евреев. Каким-то образом до ушей папства дошло о «синагогах сатаны», вокруг которых объединялись не колдуны, не дьяволы, а те, кто ими «пахнет» — в прямом смысле слова, вне всяких иносказаний. В их состав вряд ли входили евреи, но показательно само соединение синагоги с сатаной. Видимо, «шабаши ведьм» (шабат — суббота) тоже не случайны.
Так в годы инквизиции, в постановлении папы Александра IV, к ереси прибавилось и все то, что «явно пахнет ересью». «Разумеется, — пишет Лозинский, — установление „пахучести“ тела предоставлялось произволу суда, которого нисколько не ограничивала оговорка о „явности“ еретического запаха. Бесконечные схоластические толкования выражения „явно пахнет“ в конечном счете клонились к подведению всякого колдовства под понятие о ереси, подлежащей инквизиционному суду».
Вот чем занимались лучшие умы церкви и отцы победившего христианства.
В созданной ими атмосфере дьяволомании, ересемании и врагомании, подобно сталинской шпиономании, на всем лежала мрачная печать доносительства и фискальства, безумие всеобщего страха и ожидания ночного стука в дверь, как это обычно в таких обстоятельствах случается. И это продолжалось не семь десятков лет, а, по меньшей мере, семь столетий. В этих условиях мракобесия (я их обычно называю светобесием — ведь во имя света и Бога же!) — надо ли было иметь много ума, чтобы состряпать судилище по обвинению евреев в ритуальном использовании христианской крови?!
Через все века и всю христианскую Европу прошагали эти, обставленные по всем правилам передовой юриспруденции, позорные процессы, точно так же, как и очень смешные, конечно, и талантливые карикатуры, с радостью использованные позднее Гитлером. Искусство, надо отдать ему должное, в эти века набрало высот потрясающих. Страдания, войны, Боги, дьяволы, как это ни кощунственно звучит, — хлеб для искусства. Под особо строгий надзор или, так называемое, покровительство святой церкви попала живопись. Нерелигиозных сюжетов — кот наплакал. То же самое — архитектура. Величественные соборы, устремленные в небеса, фреска, лепка. Органная музыка. Выдающиеся композиторы. Нарядные, любвеобильные люди, с детишками и без, ходили в церкви, как на праздничные торжества. «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!» — фэ, фэ, такого примитива еще, говорят, не было. Возможно, не было. Но смысл его был. Высокий смысл христианского света был. По крайней мере, на бумаге, в молитве, в декоративном убранстве площадей и богатых кварталов.
Мне, разумеется, не под силу описывать здесь все прелести христианского средневековья. И если черная краска у меня превалирует, то только потому, что таковой была его боевая идеология. Вместе с тем, мы должны помнить, что ужас Гулагов не только в них самих, но и в том, что рядом с ними всегда поют и блещут нарядные, жизнерадостные Красные Площади.
Конечно, костры инквизиции, по простодушию и молодости тогдашнего общественного сознания, горели еще публично. Но люди (ясное дело, прежде всего сами христиане!), попадавшие в застенки пыток выхода оттуда уже не имели, независимо от того признавались они в содеянном или мужественно отрицали. Причем существовали заранее разработанные расценки за каждый вид пытки и инструменты при этом применяемые. Так что несчастной жертве изуверского убийства приходилось за эту услугу платить еще и кошельком.
Но, повторяю, в этом непролазном мраке повального бабизма-ягизма, или сквозь него, пробивалась наука, строились города, праздновались праздники и, вообще, жизнь, как говорится, шла вперед и выше. Не забудем, что и Советская власть строила не одни только Гулаги, а в период Гулагов и заодно с ними подняла Россию на пьедестал одной из сверхдержав мира. Всеобщее образование, удобная и доступная медицина, высокий потенциал науки — все это, как мы теперь особенно убедились, партийная пропаганда отнюдь не выдумала.