– Я могу объяснить кровь на своей одежде! Я пытался нащупать пульс у Ильи, я склонился над ним… А орудие убийства? Вы нашли орудие убийства? Если я его спрятал неподалеку от тела Муратова, вы не могли его не найти.
– Вы могли его очень хорошо спрятать.
– А собаки? У вас есть кинологическая служба, вы должны были привлечь к делу собак.
– Не переживайте, мы обязательно справимся с этой задачей.
– Может, и найдете… – пожал плечами Трофим. Возможно, убийца вернется на место, чтобы подставить его, и подбросит стилет. – Но моих пальчиков на нем не будет! И не надейтесь!
– Вы их стерли? – спросил Волынцов.
Трофим понял, что взывать к здравому смыслу следователя бесполезно.
– Этот вопрос вы зададите моему адвокату. Он будет завтра утром.
– Вы так договорились?
– Да, мы так договорились, – кивнул Трофим.
Он не врал и действительно звонил знакомому юристу, тот обещал помощь, но не сегодня, а завтра, если вдруг сохранится такая необходимость.
– Значит, вы знали, что до завтра вас не выпустят?
– Как раз напротив, я думал, что до завтра меня выпустят. Иначе бы адвокат был уже сегодня.
– Ну что ж, будем работать с адвокатами, нам не привыкать.
Трофим опустил голову, испытывая безысходность. Чутье подсказывало, что не сегодня завтра в деле появится орудие убийства, и тогда ему точно не отвертеться. Сначала его уволят с работы, затем осудят на долгий срок, на отбывание которого настраиваться нужно уже сейчас. Несколько дней его продержат здесь, а затем отправят в следственный изолятор, вот тогда и начнется настоящий ад для него.
– На сегодня все, – закрывая папку, сказал Волынцов. – Но в заключение один вопрос.
– В заключение? – мрачно усмехнулся Трофим. Именно туда его сейчас и отправляли.
– В заключение… Трофим Игоревич, откуда вы узнали про местное поверье?
– О каком поверье?
– О кладбищенском призраке.
– О Гоголе Николае Васильевиче?… – совсем невесело сострил Трофим. – Откуда я мог о нем знать?
– Друг ваш покойный Дмитрий Евсюков мог сказать.
– А Кислицыну он на этот счет что-нибудь говорил?
– Не знаю.
– Мне Дима точно ничего не говорил. И не знал я ничего, пока бабки кладбищенские не сказали. Это уже потом, после того как Муратова убили…
– Значит, не знали?
– Но видел! Своими глазами.
– Значит, все-таки знали.
– Призраки порождают не только призраков. Они порождают маньяков. Может, у вас тут кто-то решил стать призраком и убивать по-настоящему.
– Это так же смешно, как ваша очередь за смертью, – поднимаясь со своего места, сказал Волынцов.
– Но ведь очередь существует. Нам звонили…
Следователь зевнул в кулак, устало глядя на Трофима, и с кислым видом покачал головой.
– Завтра, все завтра.
Трофима забрали из одной камеры, а доставили в другую, более основательную и за сплошной железной дверью. Лежаки здесь были с жесткими, латаными-перелатаными настилами из кожзама, и отхожее место с унитазом. Жарко, душно, от сортира нещадно воняло, зато в камере ни одной живой души, ночь Трофим провел исключительно наедине со своими, увы, безрадостными мыслями.
Утром его снова вызвали на допрос к Волынцову.
– Адвокат еще не подъехал, – буркнул Трофим.
Тяжелая голова, жара и урчащий с ужина живот не давали ему покоя всю ночь, заснул он только под утро. И сейчас в камере более-менее прохладно – можно спать, не изнывая от духоты. Лучше в ней находиться, чем в кабинете у следователя.
– Ваш адвокат сбежал, – усмехнулся Волынцов. Сегодня он выглядел намного лучше, чем вчера. И свеж, и бодр, но не весел.
– Это вы о чем? – настороженно глянул на него Трофим.
– Напал вчера ночью на случайного прохожего, который мимо кладбища проходил.
– Кто напал? Кто проходил?
– Случайный прохожий проходил, а человек в цилиндре напал. Четыре легких ножевых ранения, три в руку, одно в ногу.
– Человек в цилиндре?
– И в карнавальной маске… – кивнул Волынцов.
– Кровавые у вас тут карнавалы.
– И плащ старинный был, и цилиндр, и трость с клинком.
– Вы знаете, где я в это время находился.
– Призраки порождают маньяков, кажется, это ваши слова.
– Если это маньяк, то по мою душу, – нахмурился Трофим.
В голову вдруг пришла страшная по своей простоте мысль. Дима ничего не говорил о призраке на местном кладбище, но его убийца, видимо, об этом знал и придумал себе костюм, чтобы наблюдать за похоронами Евсюкова, и по возможности пополнить список своих жертв.