Я поспешила проститься с подругой, потому как, норовила вспылить. Очень «чесалось» присоветовать забрать уже Валерия Сергеевича себе. В порядке бреда, не иначе. Ведь разве не бред распоряжаться людьми, даже без пяти минут женихами, предлагая их словно вещь?
Хотя, если разобраться, то и жених он какой-то… ненастоящий. Нет, предложение он мне сделал вполне конкретное, только сейчас так не принято. В наше время пары для начала присматриваются друг к другу, встречаются, вместе живут, проверить совместимость в быту, и только после соединяют себя узами брака. А мы на свидания ходили пару раз. Господи, да мы поцеловались единожды! И уже на следующий день он сделал мне предложение, завалившись в офис с цветами. Я было заподозрила его в коварстве, да только никакого меркантильного интереса с его стороны и быть не могло. Чего с меня взять? Обычный штатный сотрудник, рекламного агентства. Скорее в расчетливости при желании можно обвинить меня.
«Радуйся, тебя мужик в постель, через загс тащит, а ты кобенишься!», — поучала меня Леська. Её послушать, так замуж хоть каждый год бегай. Главное — достаток.
Я же, напротив, принимать предложение не спешила. Безусловно, внимание босса лестно, но сказать «люблю» — не готова. Слишком громкое слово. Особенное.
С этими мыслями и вернулась в кухню. Михаил Андреевич в приподнятом настроении чистил картошку. Я присоединилась к нему, сообща мы сгоношили вполне презентабельный ужин. Мать вернулась, когда мы уже вовсю накрывали на стол.
— О! — воскликнула она, появившись в дверях кухни. — Дочура никак пожаловала!
Я водрузила на стол миску с салатом, поздоровалась и припала к её щеке с поцелуем. «Ой, лиса!», — хитро прошептала она, а я опровергла:
— Не лиса, а соскучилась.
— Чего ты, Люд, в самом деле, — подал голос Мишаня. Засуетился, взял из маминых рук сумку, одним глазом заглянул внутрь и предложил: — Давайте, ужинать. Поспел как раз.
За столом оба явно томились, косились в мою сторону и вздыхали. Разговор поддерживали вяло, заунывно. Суть этих воздыханий была ясна, как божий день. «Никаких за встречу», объявила им я и продолжала уминать котлеты.
— Будем пить чай, я торт привезла. — И действительно встала, разлила чай по чашкам и водрузила в центр стола бисквитное великолепие. Мишаня приуныл, а мать даже бровью не повела: улыбнулась мне, порезала торт на порции и присела, гордо выпрямив спину, словно давала концерт в актовом зале школы. Поблажкам тут не место, моё отношение им прекрасно известно, не обращая на поселившееся в семейных рядах унынье, я поинтересовалась:
— Ма, что за новая работа у тебя?
— В офисе убираюсь. Прихожу на пару часов, удобно и платят хорошо.
— Что за офис? — удивилась я, пытаясь припомнить функционирующие предприятия поселка.
— Помещика нашего, — пояснила она. Понятнее не стало. Я вопросительно уставилась, а она добавила: — Года полтора он тут живет, может чуть больше, фермер этот. Приехал из города, Селивановскую ферму восстановил, новый коровник построил. Сейчас крольчатник доделывают. Домину себе отгрохал. У него почти половина поселка работает.
— Предприниматель он, а не помещик, что за средневековые замашки?
— Так у нас все его так кличут, — вставил Мишаня, уплетая торт. Ткнул в кремовый рисунок вилкой и тряхнул головой: — Вкусный, Женёк, сто лет этой отравы не едал.
Смешной народ! Торт ему значит отрава, а пол литра горячительного, которого он готов влить в себя, при любом мало-мальски подходящем случае, это ничего… лекарство что ли? Я не преминула ему это озвучить, стараясь дельную мысль донести до каждой клетки мозга — ху есть настоящее зло. Михаил Андреевич вновь загрустил, мама восседала с видом английской королевы, абсолютно абстрагировавшись, будто её мои нравоучения не касались. Хотя, может она действительно «сто лет» не пила, спрашивать в лоб не тактично, буду разбираться постепенно. Поживем — увидим, в общем.
Я присматривалась к матери и радовалась: внешне признаков алкоголизма пока не наблюдается. Тут наверняка поспособствовала генетика. Волосы подкрасила недавно, оттенок — дрянь и краска, судя по всему дешевая, надо перекрасить и уговорить её на стрижку. Дальнейшие разговоры свелись к моим успехам. Я немного обрисовала, как живу и слиняла к себе в комнату.
Раньше спальню приходилось делить с сестрицей, сейчас она полностью в моем распоряжении. Жанка больше трёх лет к матери носа не показывает. Стесняется бедных родственников. Глупая женщина, сказала бы я, да только сестрица не любит слушать, а себя, напротив, считает самой умной. Кроме того, самой красивой. И это невзирая на то, что мы близнецы, которых путали все, включая одноклассников и учителей. А ещё самой хваткой и вообще самой великолепной во всех отношениях.