Франк Фрёлик открыл глаза.
Свеча не горела. На стене не плясали тени. Ему все приснилось. Тем не менее он чувствовал ее аромат: ее духи, пот, запах женщины. Он включил свет. Он был один. Через несколько часов ему придется идти на работу. А единственным указанием на присутствие Элизабет служил черный волос в книге на прикроватной тумбочке. Он выключил свет и упал головой на подушку. Глядя в темноту широко раскрытыми глазами, он думал.
Почему он так разбушевался?
В восемь утра, когда он распахнул дверь, его встретили радостные возгласы. Эмиль Иттерьерде низко поклонился, а Лена Стигерсанн заметила:
— Виду тебя ужасный — извини, я ничего такого не имела в виду.
Фрёлик потер лицо ладонями.
— Последние дни у меня выдались сложными.
— Что ж, — ответила Лена, — в таком случае я позволю себе сегодня нарушить первую заповедь феминизма. С возвращением, Франки! Сварить тебе кофе?
В этот миг в дверь просунул голову Гунарстранна. Он кашлянул и сказал:
— Фрёлик, мне нужно с тобой поговорить.
Когда они остались одни, Гунарстранна начал:
— Я побеседовал с начальником полиции и несколькими юристами. Мы сошлись на том, что Йим Ройнстад причастен к убийству в Лоэнге. Таким образом, убитым занимаемся только мы. Смертью Элизабет Фаремо, как и смертью ее брата Юнни, занимается криминальная полиция. Коллеги из криминальной пока не хотят делиться с нами своими выводами. Начальник будет настаивать на совместном расследовании, тогда и посмотрим. Нам предстоит сосредоточиться на убийстве Арнфинна Хаги. Ясно?
Фрёлик кивнул.
— Для нас, и особенно для тебя, Рейдун Вестли, ее хютте и кости, обнаруженные на пепелище, — дело второстепенное и представляет интерес, только если мы наткнемся на улики, неопровержимо доказывающие, что Ройнстад, Балло или они вместе избили Рейдун Вестли и подожгли ее загородный дом. Делом Элизабет Фаремо — его вообще выделят в отдельные судопроизводство — займутся наши коллеги.
— В тот день, когда сгорел загородный домик Вестли, Мерете Саннмо видели в Фагернесе, — сказал Фрёлик.
— Юнни и Элизабет Фаремо занимается криминальная полиция, — медленно и сурово повторил Гунарстранна.
Фрёлик не ответил. Они молча смотрели друг на друга. Молчание нарушил Гунарстранна:
— Дело о краже со взломом в доме Инге Нарвесена закрыто. Мы Нарвесеном не занимаемся.
— Мерете Саннмо обедала в отеле с каким-то мужчиной.
— Знаю, — раздраженно рявкнул Гунарстранна. — Повторяю, это не наше дело! Хочешь, чтобы я снова отправил тебя в отпуск через две минуты после того, как ты вернулся?
Они бросали друг на друга испепеляющие взгляды.
— Тебя отстранили от убийства в Лоэнге, потому что ты находился в связи с Элизабет Фаремо, пока она была жива. Некоторые считают, что тебя по-прежнему нельзя допускать к расследованию. Несколько человек, в том числе я, считают, что ты принимаешь случившееся слишком близко к сердцу. Вывод: тебе запрещается что-либо предпринимать самостоятельно. Отныне ты — мой мальчик на побегушках, не более и не менее.
Фрёлик молчал.
— Но если мы собираемся доказать причастность Ройнстада к убийству Арнфинна Хаги, нам придется копать очень глубоко, что трудно сделать со связанными руками. Итак, засучиваем рукава и приступаем к допросу свидетелей. Подозреваемые у нас есть…
— Возможно, в Фагернесе с Мерете Саннмо обедал именно Ройнстад, — сказал Фрёлик.
Гунарстранна глубоко вдохнул:
— Что-то подсказывает мне, что я ошибся, вызвав тебя сегодня на работу.
— Я побывал там вчера, посмотрел на то, что осталось от хютте. Мне нужно было взглянуть, понимаешь? В Фагернесе я встретил Клюкву Рамстада, — сказал Фрёлик.
— Знаю. Он забросал меня электронными письмами, факсами и не знаю чем еще. А теперь прочисти уши и слушай. — Гунарстранна уже кричал: — Да, я знаю, что Мерете Саннмо обедала с неизвестным мужчиной в Фагернесе, но, черт побери, это не наше дело!!!
— Из Фагернеса я поехал в свой загородный домик в Хемседале. Когда я парился в сауне, кто-то пытался сжечь меня заживо.
Гунарстранна сел. Фрёлик достал мобильник и показал сделанные им снимки.
— Вот, — сказал он. — Эти обгоревшие доски — достаточное доказательство для тебя?
Гунарстранна ахнул и закашлялся.
— Рассказывай! — с трудом проговорил он.
Через десять минут Лена Стигерсанн принесла обещанный кофе. Она сразу же уловила перемену в атмосфере и испуганно спросила:
— Я вам помешала?
Ответа не последовало.
— Видимо, нет, — сама себе ответила Лена и осторожно вышла.
Дождавшись, пока за ней закроется дверь, Гунарстранна воскликнул:
— Продолжай!
— Из Фагернеса я поехал в Хемседаль, где кто-то пытался сжечь меня заживо.
— За тобой следили.
— Конечно!
— От самого Осло?
— Либо оттуда, либо от Фагернеса.
— Неужели кто-то ехал за тобой всю дорогу, а ты ничего не заметил?
— Все возможно. Мне было о чем подумать. Я думал о пожаре, о ней и почти не смотрел в зеркало заднего вида.
— Но кому и зачем понадобилось тебя убивать?
— Понятия не имею. Не вижу причины.
— Я расследую убийства уже более тридцати лет. Мотивы для убийства почти никогда нельзя отнести к категории разумных.
— И все-таки какой-то мотив должен быть. Если только мне не хотели отомстить или помешать.
— В чем помешать?
— В том-то и штука. Месть придется исключить. Она совершенно нелепа.
— А это не могли быть Балло или Мерете Саннмо?
— Какой им прок убивать меня? Ведь дело Арнфинна Хаги ведешь ты.
— Ты видел байкера, который тебя сбил. Может быть, теперь он хочет навсегда заткнуть тебе рот.
— Скорее всего, меня сбил Ройнстад. Он сейчас за решеткой по обвинению в другом преступлении. В старом деле. А главное, почему они не прикончили меня еще тогда? Ведь могли. Я все время удивляюсь тому, как непрофессионально, грубо они сработали: облили бензином сгнившие доски, кусочки изоляции и гнилой картон…
— Да, но кого еще ты подозреваешь?
— Знаю я одного типа, которого ужасно раздражает моя деятельность.
— Кто он?
— Инге Нарвесен.
Они сидели друг против друга, не произнося ни слова. Гунарстранна недоверчиво поморщился.
— Тогда непрофессионализм очень даже подходит, — сказал Фрёлик.
— Я так или иначе собирался перекинуться с Нарвесеном парой слов, — задумчиво проговорил Гунарстранна. — Если хочешь, поехали со мной.
Глава 35
За рулем сидел Фрёлик. Он дождался, когда Гунарстранна устроится поудобнее, и только потом завел машину.
— Во всей ситуации мне чудится что-то знакомое, — сказал он, включая передачу.
— Смотри на дорогу, — сухо приказал Гунарстранна. — «Что-то знакомое» — это прошлое. А о прошлом можно сказать только одно: хорошо, что оно прошло. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь: то же самое относится и к женщинам.
Они проехали мимо автобусного парка на Ибсенринген и, выехав из туннеля, повернули к Дворцовому парку и Фредериксгате. Фрёлик сказал:
— Сегодня, когда я ехал на работу, поезд метро остановился в туннеле. На рельсах стоял человек.
Гунарстранна покосился на него:
— Да, давно мы с тобой не виделись… Ты забыл, что развлекать меня разговорами не обязательно.
Фрёлик едва заметно улыбнулся:
— Человек на рельсах оказался стариком-индусом. Из одежды на нем был только легкий халат, хотя сегодня с утра было очень холодно — наверное, минусовая температура.
— Значит, старик мерз?
— Он и ухом не повел. Очень старый, седобородый, седовласый. Что-то бессвязно лопотал. По-норвежски, видимо, не знает ни слова. В моем вагоне нашелся один его соотечественник. Он-то и рассказал нам, что случилось. Оказывается, старик возвращался к себе домой — в Калькутту. В Норвегии ему не понравилось: он заявил, что здесь всегда холодно и у него нет друзей.
— Да… думаю, в таких мыслях он не одинок.
— Верно. Но старик решил вернуться домой, в Калькутту, пешком. Он точно не знал, в какую сторону идти, зато помнил, что до Индии можно добраться на поезде. Вот он и решил: если он пойдет по рельсам, то в конце концов окажется у себя дома, в Калькутте. Только старик промахнулся: вместо железной дороги попал в метро. Он мог до конца дней своих блуждать под землей и не добраться дальше Стовнера! — Фрёлик ухмыльнулся.