— Детские шалости… А Джино до сих пор ничего не забывает?
Анна пожала плечами:
— Об этом вы спросите у него… Может быть, и не забывает…
Нигри наполнил свой стакан и предложил Анне:
— Разрешите, синьора, вас угостить. «Орвието» — отличное вино. Давайте выпьем с вами за память Винченцо.
Анна не стала возражать. В конце концов, это ни к чему ее не обязывало. А выпить ей теперь всегда хотелось. Если бы у нее были деньги, она никогда не отказывала бы себе в удовольствии хотя бы на время уйти в другой мир — нереальный, почти сказочный мир бездумья, в котором даже тоска кажется сладкой и приносящей облегчение…
Они выпили бутылку, и Кончетта принесла им еще одну. Кончетта, поглядывая на Анну, двусмысленно улыбалась, но Анну это совсем не трогало. Плевать ей на все и на всех… И ничего нагловатого в глазах Нигри нет. Очень приятный, очень внимательный молодой человек. Поняв, что маленькая порция ризотто, которую Анна съела, не утолила ее голод, он заказал для нее аньелотти и моццареллы.
— У меня такое ощущение, синьора Анна, — мягко сказал он, — будто мы с вами давние друзья. Или даже больше. Я плохо помню свою мать, но, клянусь, вы чем-то на нее похожи. Ей тоже трудно жилось. Так же, как и вам…
Анна увидела, что Нигри смотрит на ее старое, в нескольких местах залатанное платье, и на какое-то мгновение ей стало стыдно своей бедности. Но ощущение стыда быстро прошло, а на смену ему явилось привычное чувство жалости к самой себе — чувство, которому Анна никогда не противилась. Оно тоже было сладкое, как тоска. Сладкое и тревожное…
— Да, мне трудно живется, Нигри, — поднося платок к глазам, проговорила Анна. — Очень трудно… Люди злы и несправедливы. Каждый норовит наступить на тебя, втоптать в грязь. Налейте еще стаканчик, Нигри. «Орвието» действительно великолепное вино…
А потом он пошел ее провожать. Он вел ее под руку, как свою девушку, и совсем не стеснялся того, что на них обращают внимание… Очень приятный молодой человек… «Только зачем я ему нужна? — думала Анна. — Неужели он увидел во мне женщину, которая ему понравилась? И что мне делать, если он скажет: «Синьора Анна, я знаю одно местечко, где мы можем остаться только вдвоем… Пойдемте?..»
Она не пойдет. Нет-нет, на это она не пойдет. Стать такой, как Клоринда? Лучше уж камень на шею — и в залив. Все равно ведь конец один…
— Синьора Анна, — Нигри взял ее руку и положил к себе на колени, — синьора Анна, я хочу сделать вам одно предложение… Только вы не думайте обо мне плохо. Ничего плохого делать я не собираюсь. Мне просто вас очень жаль, и я хочу вам помочь. Понимаете, синьора Анна, я знаком с людьми, которые оказывают помощь всем русским беженцам. Всем, без исключения. И мужчинам, и женщинам. Это целая благотворительная организация, в нее входят богатые люди, очень честные и очень добрые. Они не занимаются политикой, для них самое главное — сделать человеку добро… Вы понимаете, о чем я говорю, синьора Анна?
Кажется, она понимала. Богатые люди, честные и добрые. Разве нет на свете честных и добрых людей?
— Почему вы молчите, синьора Анна? — спросил Нигри. — Вы не верите мне?
Анна быстро ответила:
— Нет-нет, я верю вам, Нигри. И очень вам благодарна за участие. Если вы для меня это сделаете, я буду признательна вам всю жизнь.
— Не надо меня благодарить, — сказал Нигри. — Все мы люди, и все мы должны помогать друг другу… Сегодня, кажется, четверг, синьора Анна? Приходите в кантину Паланти в субботу, часов в семь вечера. И я поведу вас к своим знакомым… Только ни о чем пока никому не говорите. Особенно Джино и Коринне.
А на другой день, когда они ужинали, Джино вдруг спросил:
— Вчера тебя видели вместе с Нигри. О чем ты с ним говорила?
Не ожидая такого вопроса, Анна на мгновение смешалась. Но потом быстро взяла себя в руки и грубо ответила:
— Договаривалась о свидании. Правда, Нигри не такой денежный мешок, как Мариотти, но денежки водятся и у него…
— Я спрашиваю, о чем ты говорила с этим фашистским ублюдком! — закричал Джино и стукнул кулаком по столу. — Отвечай мне всю правду! Иначе…
— Иначе — что? — теперь уже совсем спокойно спросила Анна. — Иначе вы с Коринной потребуете, чтобы я положила вот этот кусок хлеба и встала из-за стола? Или собрала свое тряпье и убралась отсюда вон?
— Святая мадонна, эта женщина становится совсем ненормальной, — заметила Коринна.
— Помолчи, Коринна, — попросил Джино. — Дело очень серьезное, и я должен в нем до конца разобраться. Слушай, Анна, давай поговорим спокойно. Мне надо знать, что у тебя с Нигри.