— А зачем это тебе? — усмехнулась Анна. — Хочешь уберечь меня от падения? Так, что ли?
Джино встал и начал быстро ходить по комнате. «Какая муха его укусила?» — подумала Анна. А вслух сказала:
— Я никому не позволю вмешиваться в мою личную жизнь. У меня и так ничего от нее не осталось, и если еще каждый…
— Не каждый, — прервал ее Джино. — Ты живешь со мной под одной крышей, и я несу за тебя ответственность. Как за жену своего брата. Ты знаешь, кто такой Нигри? Ты думаешь, что после того, как повесили Муссолини, фашизм в Италии кончился? Нигри и вся его банда на время попрятались в норы, а теперь снова из них выползают. Разве ты этого не видишь?
— Мне-то какое до всего этого дело? — спросила Анна. — Если хочешь читать лекции, читай их Коринне.
Она ожидала, что Джино снова взорвется и станет кричать. Но неожиданно для нее Джино опять сел за стол и положил свою ладонь на ее руку. Этим дружеским жестом он словно хотел ее успокоить или вызвать на откровенность.
Анна иронически улыбнулась:
— Оказывается, ты тоже можешь быть галантным молодым человеком. А я-то считала, будто ты умеешь только кричать. И ни на что другое не способен. Ну, говори, я буду внимательно тебя слушать…
Она действительно слушала его внимательно, не пропуская ни одного слова. Кажется, сначала она не очень-то и верила Джино, думая, что он нарочно сгущает краски. Потом чувство недоверия к его словам прошло само собой, и у нее возникло такое ощущение, точно Джино в последнюю секунду схватил ее за руку и не дал упасть в яму, из которой ей вряд ли удалось бы выбраться…
Благотворительная организация… Очень богатые и очень честные люди. Главное для них — делать добро… Нигри, оказывается, только по своей скромности утверждал, что эти люди — просто его знакомые. Он был среди них чуть ли не первой скрипкой…
Они устраивали на работу бендеровцев, власовцев, бывших полицаев — в общем, всю ту шваль, которая в сорок пятом спасалась от расплаты за свои делишки, давали им бесплатную похлебку и нары в ночлежках, а потом просеивали их через густое сито. Одних переправляли в Западную Германию, пополняя там шпионские гнезда, других передавали в руки американцев, и те использовали их по особым назначениям, третьих долго и кропотливо учили искусству яростной пропаганды среди таких же отщепенцев, как они сами. Того, кто оказывался неспособным учеником, в конце концов выбрасывали на свалку…
— Слушай, Анна, — горячо и страстно говорил Джино, — итальянцы ненавидят всех этих подонков… Однажды ты уже сделала ошибку. Неужели ты хочешь еще раз сделать то же самое?.. Но это будет уже не ошибка, ты понимаешь?..
Анна долго молчала, обдумывая слова Джино. Потом спросила:
— Откуда тебе все это известно?.. Я говорю о Нигри и его банде?
Джино ответил:
— Ты ведь знаешь, что я коммунист. А коммунистам не безразлично, что делают такие ублюдки, как Нигри. — Он закурил, несколько раз глубоко затянулся, потом добавил: — Мы-то не сомневаемся, что нам еще не раз придется схватиться с ними по-настоящему… И запомни, Анна: когда придет время большой схватки, мы не пощадим и тех, кто вместе с ними. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Пугаешь? — сказала она.
— Нет. Говорю это для того, чтобы знала.
У него было сейчас жесткое лицо, глаза еще больше потемнели, и Анне показалось, что даже белки его глаз стали черными. Он сжал пальцы в кулак и несколько раз пристукнул им по столу, точно вбивая невидимый гвоздь. «Такие, как он, действительно никого не пощадят», — подумала Анна. И сказала, сама не зная зачем:
— Но и вы не дождетесь от них пощады…
Весь сегодняшний день Анна жила великой надеждой, что завтра, когда она снова встретится с Нигри в кантине Паланти, все у нее пойдет по-другому. Нигри сведет ее с соотечественниками, среди которых, возможно, окажутся такие же несчастные люди, как и она сама, ее пригреют там, отнесутся с сочувствием, потому что сами нуждаются… Пусть это будет иллюзией, но все же тот круг людей, в который ее введут, станет ей близким кругом, станет кусочком родины, без чего ей так трудно жить…
И вот — разговор с Джино. Джино словно вырвал из ее рук что-то такое, чего она подсознательно ждала долгие годы и за что так цепко вчера ухватилась… «Запомни, Анна: когда придет время большой схватки, мы не пощадим и тех, кто вместе с ними…»
К чести Анны, не угроза Джино ее испугала. Что они могут с ней сделать, Джино и его друзья? Убить? И все же она не пойдет к Нигри. В конце концов, не так уж и долго ей осталось тянуть свою лямку, и еще раз покрыть себя позором она не хочет. Даже потому, что где-то есть Алешка, ее сын, бледную память о котором она унесет с собой. Пойти к Нигри — значит убить в себе эту память, а как же и чем же тогда жить?..