— Показывал своим козырную карту, — кивнул Баркер.
— То есть нас, — заключил Богданов. — Только не своим, а, скорее всего, сомневающимся.
— Готовит переворот? — предположил Кадзусе.
— Как пить дать, — ответил за Игоря Баркер.
— Тогда его следует ждать со дня на день.
— Почему? — удивился Богданов.
— Его дочь при смерти. — Кадзусе поморщился. Тема была ему неприятна. — Когда мы были на приеме, у нее начался кризис. Я хотел остаться, но меня не пустили. Видимо он и сам знает, что дело идет к концу.
Космонавты замолчали.
— Ему это только на руку. Отец, потерявший дочь. Это сильный образ.
— Не слишком ли цинично? — спросил Игорь.
Кадзусе пожал плечами.
— Я врач. Все медики в известной степени циничны. Этим они похожи на политиков. Так что мои рассуждения вполне могут прийти и ему в голову… — Он развел руками. — Политика.
— Тогда, это нам на руку. Переворот, это неразбериха. Шум, гам, стрельба… Поправьте меня, если я не прав.
— Все так, — кивнул Баркер. — По-другому не делается.
— А значит, для нас это шанс. Резюмируем… Что у кого в запаснике?
— В аптечке есть лекарства, которые можно использовать в качестве оружия, — сказал Кадзусе.
— Я смогу найти дорогу к выходу, — поднял руку Баркер.
— А я… — Мацуме задумался. — Я еще не думал, простите.
— Пока есть время. Подумайте над проблемой дверей, бортмеханик.
— Хорошо. — Мацуме отошел в сторону.
Все началось, когда все, кому положено, должны были спать. Самое лучшее время.
За дверями кабинета Вольфганга Клейнермана раздались шаги. Торопливо, но решительно прогрохотали сапоги по паркету. Послышался протестующий голос секретаря, потом кто-то вскрикнул, раздался грохот падающего тела. Как-то безнадежно тренькнул телефонный звонок. Тут же задергалась ручка двери.
— Герр Клейнерман, откройте именем фюрера!
— Началось, — прошептал Вольфганг и метнулся к тайной двери. Потянул огромного, вырезанного из дерева орла за крыло. Где-то за стеной сработали простенькие противовесы. Часть стены отодвинулась в сторону. Клейнерман нырнул в проем, толкнул створку за спиной. Уже убегая по узким тайным ходам, он обернулся и увидел, буквально мельком, в щелку закрывающейся двери, как вламываются в его кабинет штурмовики, фигуру секретаря на полу в луже крови.
Переворот!
Протискиваясь между стенами, Клейнерман услышал, как грохнул выстрел в кабинете. Пистолет. То ли кого-то пристрелили, то ли просто не выдержали нервишки.
И тот час, будто дожидаясь этого резкого звука, забегали люди в замке, затопали сапоги, поднялся крик, суета. И не понятно стало, где хлопают двери, а где уже гремят выстрелы.
Впрочем, нет. До выстрелов было еще далеко. Серьезная стрельба начнется позже, когда штурмовики выйдут на личную гвардию Гитлера. И тогда пойдет дело!
Клейнерман рывком распахнул дверь, перескочил коридор, и снова нырнул в лаз. Этот замок, как кротовинами, изрыт тайными ходами, переходами, мостками, балконами. Тут у каждого был свой маршрут, свои тропы и свои методы. Клейнерман помнил, сколько ему пришлось выложить, каких людей подкупить, чтобы раздобыть схему переходов, которой пользовался Бруннер.
— Выскочка, жалкий выскочка! — прошептал Вольфганг, на цыпочках, вобрав живот, протискиваясь мимо очень тонкой перегородки. При определенном желании ее можно было сломать. Но не сейчас. Ему нужно было добраться до центральной части замка. Туда, где все находилось под контролем гвардии, верной Адольфу. — Давно надо было удавить эту сволочь.
От стремительного бега он начал задыхаться. Сердце колотилось, казалось, где-то у горла. В правом боку начало предательски покалывать. Здоровый глаз стало заливать потом. Но останавливаться было нельзя. Совершенно невозможно.
Когда до цели оставалось совсем немного, Клейнерман понял, что выдохся. Он притормозил, оперся рукой о стену. Холодная уверенность камня успокаивала.
— Ничего-ничего. Еще немного… Еще немного… — проговорил Вольфганг, с трудом переводя дух.
— Не нужно торопиться, герр Клейнерман, — донеслось из-за спины. — В вашем возрасте это опасно.
В затылок Вольфгангу уперся курносый ствол пистолета. Такой же холодный, как и камень, но ни черта не успокаивающий.