— Труп? — побледнел от догадки Луций, так и не понимая, почему к нему пришли эти двое, и со страхом поглядывая на простыню. К его облегчению, человек под простыней шевельнулся и даже простонал что-то вроде: «Дай».
— Дай ему, раз просит, — посоветовал Эол чернорубашечнику, но тот покачал головой:
— Пусть оклемается, сейчас его что бей, что ни бей, кайфа не словит. Он у тебя в уголочке полежит, охладится, а после мы его унесем, — довольно любезно обратился он к Луцию.
— Да вы что, ребята, на меня вешаете?
— Не тусуйся, — прикрикнул на него Эол, подошел к лежащему и носком туфли скинул простыню.
Принесенный имел довольно благообразное, удлиненной формы лицо, крепкий загорелый, даже лоснящийся торс и все остальное, что положено обычному человеку. Вот только у него было четыре руки. Глаза лежавшего были крепко зажмурены, но в уголке рта прицепилась зеленой пиявкой сигаретка. Тотчас по всей комнате поплыл аромат ментола, смешанный с острым запахом анаши.
— Дебил Шива, — воскликнул в ужасе Луций, — из параллельного класса. Да нас затопчут.
— Не журись, дивчина! Он сейчас в великом Ничто и Нигде, а прежде чем очухается, мы его заберем. Он нам самим живой нужен. А чтобы ты не сомневался, мы ему сейчас маленький дурманчик под кожу залепим.
Чернорубашечник вытащил из кармана коричневую ампулу и одноразовый шприц с кривой иглой, потемневшей от частых впрыскиваний. Резким ударом о край стола выбил головку ампулы и, набрав полный шприц тягучей коричневой жидкости, засадил иглу в руку лежащего.
— Вот так и лечим бедолагу, — подмигнул он Эолу. — Раньше вечера не проснется. А мы заберем его во время второй лекции.
— А когда меня заберут? Придет уборщица, откроет своим ключом дверь, под кроватью этот красавец трепыхается, куда она побежит? Может в директорат, а если к дебилам? Сами знаете, как с ними разговаривать. Ничего не докажешь. Нет уж, забирайте все четыре руки вместе с головой и ушами. Мне не надо, чтобы за мной все московские дебилы с палками гонялись!
— Не заливай, сказочник! — Эол крепко схватил Луция за воротник. — Чтобы через две секунды тебя вместе с твоим щенком здесь не было. Можешь все на нас валить. Понял? Но если ты немедленно не уберешься, я заберу твоего братца и продам арабам в Торговый квартал. Они его вымоют, обстригут ногти и натрут благовониями. Все ясно?
Что же тут было неясного. Пришлось вставать и срочно одеваться. Проводив брата в метро, Луций вместо лекции решил сторожить свой номер от посягательств уборщиц. Он сел в конце коридора на мягкий облезлый диван и прикрылся каким-то учебником, случайно взятым в пустой аудитории. Так он просидел несколько минут, опасливо озираясь при каждом стуке лифтовой клетки, когда самая простая мысль пришла ему в голову.
«Какого черта он тут тусуется, трясясь как осиновый лист, если он может спокойно дотянуть дебила-Шиву до ближайшего мужского туалета и забыть о нем. Тем более что под каликами тот и собственную мать не вспомнит».
Коридор, по счастью, был пуст, и Луций, отважно вдвинув ключ в скважину, разом отворил замок и проник к себе домой. На прежнем месте Шивы не было, но, окинув комнату широким взглядом, юноша обнаружил его на своей постели под собственным одеялом. Более того, глаза лежащего были широко открыты и обращены на хозяина комнаты. В них явно читался какой-то вопрос или предостережение. Тотчас заботы о безопасности отошли для Луция на второй план. Простыня была у него одна и одеяло тоже. Этим своим привилегированным положением он отличался от большинства лицеистов, которые спали на голых нарах и прикрывались пальто.
Не помня себя от ярости и не подумав о раскрытой двери, Луций бросился к кровати и содрал с негодяя одеяло.
— Ты что же это, козел, разлегся на чужой лавке? — закричал он, но осекся. Потому что остекленевшие глаза Шивы продолжали тускло и мудро смотреть на него, как живым не свойственно. Пятясь, не сводя глаз с обнаженного тела, Луций дошел до стены и вжался в нее. Потом ощупью нашел за собой дверную ручку и спиной вперед вылетел в коридор.
«Бежать, — колотилась в нем одна мысль, — спасаться куда глаза глядят!» — Луций сделал один шаг, другой… и наткнулся на педеля…
— Ты пьян! — возликовал педель. Пока Луций соображал, то ли дать ему в морду и убежать, куда глаза глядят, то ли завести дружескую беседу и увлечь в сторону, педель обнюхал его еще раз и, убедясь в своей ошибке, сказал миролюбиво.
— Ты, ишак, вовсе не думаешь о своей душе. Ты можешь пропускать физики, химии, астрологии, но прогуливать лекции по римской риторике с электронной фиксацией посещения станет лишь кретин или потенциальный самоубийца.