Следующий этаж очистили они от редких легионеров безо всякого сопротивления, а на пятнадцатом Луция постигло горе.
Пятнадцатый этаж, тот самый, на котором располагался вход в апартаменты Хиона, оказался столь необъятным, что монахи попарно разбрелись по нему и не могли собраться более часа. Выманив из-за двери апартаментов охранника и добежав по памяти до покоев хозяина клуба, юноша не нашел там брата. В том, что тот был здесь, совсем недавно убеждали неубранные тарелки с остатками завтрака и еще теплая чашка китайского фарфора с чаем.
В задумчивости присел Луций на мягчайшую кровать, протянул руку, чтобы забрать фотографии: его и Василия, сиротливо смотревшие на него с журнального столика, когда вдруг его внимание привлек плоский листочек белой бумаги, через который проступали написанные чернилами на другой стороне слова. С похолодевшим сердцем вытянул он придавленный зажигалкой листок и некоторое время держал его в руках, не осмеливаясь перевернуть.
«Здравствуй, дорогой брат, — прочитал он. — Найди меня, пожалуйста, потому что мне очень страшно. Хорошо мне только ночью, когда никого нет. Вчера ко мне приходила жена Хиона мириться. Она похожа на старую змею, только толстую. Я ей сказал, что хочу уйти, только не знаю как. По-моему, она мне не поверила. Если ты меня не заберешь сегодня, мне кажется, я умру».
На письме не было ни подписи, ни даты. Луций ошалело вертел его, пытаясь еще что-либо в нем разглядеть, потом сунул в карман и резко поднялся. Не боясь шума, он в ярости взмахнул мечом, разрубив столик пополам, и побежал к выходу.
5. МАГАЗИН «ВСЕ ДЛЯ ВАС»
Раздвинув облепивших машину с Линой бродяг, высокая фигура в оборванном черном пиджаке с запрокинутыми вверх руками, в которых с трудом помещался большой камень, подскочила к капоту и засадила булыган в лобовое стекло. Стекло затрещало и прогнулось, по нему пошли зигзагообразные белые трещины. Толпа удовлетворенно завыла, детина в пиджаке нагнулся, подобрал с натугой каменную глыбу и вновь начал поднимать ее над головой, напыжась, словно штангист, берущий непосильный вес. Лина до мельчайшей черточки видела его искаженное круглое лицо с большим поцарапанным носом и злорадным выражением сощуренных глазок.
Прежде чем камень достиг верхней точки, в девочке проснулся боевой дух отца. Тысячу раз она сидела рядом с водителями и наблюдала, как они заводят машину. Более того, Алексей, уступая просьбам девочки, посадил ее как-то за руль и дал возможность проехать несколько метров. Лину словно приподняло невидимой внутренней силой и переметнуло на водительское сиденье. Она нажала одной рукой на газ и одновременно выжала педаль сцепления. Поворот ключа заставил машину взреветь и дернуться точно перед прыжком.
Оборванец с камнем в руках застыл, не зная, кидать ли его или отпрыгнуть в сторону. Миг раздумья его погубил. Почти против желания Лины машину швырнуло вперед. Алкаш согнулся пополам, и его голова угодила точно в место удара камнем. Несколько мгновений он ехал на капоте, обернув к Лине окровавленное, помертвевшее лицо, потом скатился вниз, и с хрустом прошлись по нему колеса. Девочка бросила руль, машину еще раз швырнуло в сторону, и мотор затух. Снова толпа окружила машину, скрюченные руки рвали ручки двери, били в окна салона, и снова Лина вертела ключ зажигания, пытаясь оживить омертвелый двигатель, но искра жизни никак в него не возвращалась. Треснула обшивка машины, камни крошили металл дверей, ухватистые руки тянулись к девочке через разбитые стекла. Ее выволокли, обдирая платье острыми осколками стекла, швырнули на землю и образовали вокруг нее прямоугольник.
Двое здоровых приземистых ханыг осторожно, как ребенка, принесли труп в черном пиджаке, с вывернутыми ногами и покрытыми густой коростой крови грудью и шеей. Из сурово молчащей толпы вышла, шаркая ногами, вылитая ведьма, согнутая, со сдвинутыми к кончику горбатого носа очками, в намотанном на шею грязно-зеленом платке. Она ухватила Лину за волосы и с невероятной для хлипкого тела силой приподняла над землей.
— Вот твой жених, — прошептала она, с ненавистью глядя на девочку, — будь ты проклята в семени своем! Сейчас вас и обвенчаем, посаженой матерью будет вам сыра земля.