— Успокойся, девочка, — ласково обнял Лину отец Климент.
Клавдия хотела было указать молодым, но лишь тяжело вздохнула, вспомнив сбежавшую с китайцем Машеньку, которую она столь долго наставляла.
Луцию было очень радостно слышать слова Лины о нем, хоть он и не замечал ничего вокруг себя, не испытывая, впрочем, большого интереса к ожидаемой процедуре. Он, конечно, помнил о гибели мальчика, общавшегося с Предвечным, и не мог быть до конца уверен в удачном ходе испытания, хотя со стороны Провидения, в которое он безоговорочно уверовал в последнее время, это было бы по крайней мере удивительно. Действительно, стоило ли провести его через столько испытаний, чтобы прервать жизнь в самом начале долгого пути, который все больше открывался перед ним.
Вспоминая происшедшее в его короткой жизни, он отмечал в себе изменения. Множественные религиозные знания, приобретенные за последний год, переплавлялись в нем в веру. Она росла и распространялась, но не могла вырваться наружу, ибо не было объекта поклонения. Дорога расширялась и распрямлялась, светлел горизонт, он, сам сын человеческий, готов был к встрече с другим Сыном Человеческим, зная, впрочём, что эта встреча лишь веха, пусть невероятная, невообразимая и потому не представимая в форме осуществления и последствиях, и все же только отметка на его жизненном плане. При этом он еще ничего не совершил и потому не мог себя сопоставить ни с одним великим учителем, праведником или пророком, и не понятно было, что о нем нацарапают на астральном плане липики-перфораторы, или говоря иначе: кто этот Луций, о котором он размышляет и за которого рассуждает, и все же он знал, что сегодня многое должно определиться в его жизни.
Не состоявшееся произойдет, невыученное познается, столбовая дорога томилась ожиданием, только он почти так же смутно, как и в самом начале пути, представлял того, к кому она ведет. Сегодня ему давался шанс попытаться узнать что-то о том, в чье существование он уже почти верил и которому был почти готов служить, и не использовать его Луций не мог. Он должен был овеществить идею Верховного Божества миров вселенной или…
Это «или» было совершенно не понятно. Как не понятно было любое существование без Лины. Собственно, она являлась еще одним свидетельством присутствия Провидения в его судьбе, и никакого пути без нее просто не могло быть.
Тут Луций невольно оторвался от своих мыслей и посмотрел на Лину. Девочка поймала его взгляд и, покраснев, сделала движение навстречу, но отец Климент ласково и вместе с тем настойчиво удержал ее, а Луций, отчего-то вздохнув, вернулся к своим мыслям. Впрочем, оказалось, что ни о каком «или» он всерьез размышлять не собирался, а все это время думал о вопросе Предвечному. Юноша никогда не говорил с отцом Климентом о том, что тот пытался узнать, используя его как проводника. Луцию казалось, что их интересы полностью совпадают, и он полагал выяснить все интересующее его через вопросы священника. Однако на всякий случай следовало быть готовым и без посторонней помощи узнать мнение Предвечного о самом себе и отношении Его к людям. Ибо никакой веры, не согласуемой с его выстраданными убеждениями, Луций в мир никогда бы не понес.
Размышления юноши прервал подошедший к нему отец Климент.
— Готов ли ты, сын мой?
— Готов. Священник взял юношу за руку и опустился вместе с ним на колени. Испуганная бледностью любимого, Лина встала на колени по другую от него сторону и взяла за свободную правую руку. Луций тревожно сжал руку девочки.
Отец Климент обратился к Предвечному:
Поддерживая просьбу священника, Орфей заиграл за их спинами на звуковизоре. Нежная, слегка тягучая мелодия успокоила присутствующих, их окутал желтоватый туман, в котором высветились едва заметные до того силуэты. К сияющим на небе звездам прибавились новые звездочки, повисшие над садом. Часть людей что-то замурлыкала себе под нос, другие закружились в легком танце.
Постепенно музыка стала строже и возвышенней, туман поголубел, затем посинел, круговерть звездочек угомонилась, и на ночном небе ровно засветило тяжелое спокойное солнце. Пробовавшие голоса христиане двинулись друг к другу и, собравшись вместе, запели псалом.