Но этого не случилось. Размеренно плывя саженками и время от времени отдыхая, я постепенно приближался к маленькому пляжу. У меня даже было время поразмыслить кое о чем. Но чем больше я думал, тем злее становился. Проплыв половину пути, я уже весь кипел от ярости, а к тому моменту, когда находился ярдах в десяти от пляжа, был в таком состоянии, что если бы у меня имелась торпеда, и я бы знал, как с ней обращаться, «Фринагар» стал бы первым судном, взорванным и потопленным в гавани Нью-Порта. И только сейчас я заметил людей на берегу.
В такую чудесную солнечную погоду многие отдыхали на пляже и у аттракционов. И похоже было, что все они сейчас собрались на крохотном пятачке песчаного пляжа, чтобы посмотреть на нечто необычное и даже сверхъестественное. Некоторые смеялись, а один указывал пальцем в мою сторону.
Я как ни в чем не бывало продолжал плыть, пока не почувствовал руками дно. Публика, казалось, была в восторге от моего появления. Да и как же иначе! В длинной белой рубахе с коричневым галстуком, в трусах и с плечевой кобурой под мышкой я, должно быть, являл собой живописное зрелище, но старался об этом не думать.
Один толстяк уселся на песок и захлебывался от хохота. Кажется, я спросил, понравится ли ему, если я зашвырну его в океан, или что-то в этом роде, точно не помню. Но затем взял себя в руки и начал проталкиваться сквозь толпу, стараясь сохранять достоинство, насколько это было возможно в моем положении.
Добравшись до «кадиллака», я попытался сунуть руку в карман, чтобы достать ключи от машины. Это, пожалуй, было самое остроумное, что я мог придумать. В таком случае мне следовало бы вернуться и поискать брюки на дне залива. Правда, дело обстояло совсем не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Под задним бампером у меня всегда имелись ключи, приклеенные пластырем.
Я достал их и открыл багажник. Там у меня на четыреста долларов всякого барахла — кое-какая электроника, очки для ночного видения, моток проволоки, оружейная аптечка, запасные патроны к кольту и портативный армейский передатчик.
Но мне нужна была сейчас только оружейная аптечка. Я взял ее, сел в машину и, разобрав кольт, тщательно протер его и смазал. Затем я вложил в обойму шесть новых блестящих сухих патронов.
Пока я ехал домой, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать все, что произошло со вчерашнего вечера. У меня не осталось ни капли сомнения, что убийство Белдена и ночной визит наемных убийц ко мне не были случайным совпадением. Госс, Наварро и тот, четвертый с «Фринагара», несомненно имели отношение к этим двум событиям.
Возможно, в преступление втянуто гораздо больше людей, но я был почти уверен, что основным звеном являлись именно эти трое.
Я остановил машину у входа в Спартанский отель и некоторое время продолжал сидеть за рулем. Поскольку экипировка моя оставалась довольно странной, мне нужно было проскочить в отель как можно быстрее и незаметнее. И тут, когда я ничего не желал так страстно, как полного отсутствия людей, раздался пронзительный женский крик, а потом выстрел. Пуля не попала в меня, но просвистела в одном-двух дюймах от затылка. Почти в тот же миг я увидел женщину, которая кричала. Она показывала на что-то. Это была Элейн!
Мой мозг мгновенно сработал, и я бросился на тротуар. Еще в падении я повернул голову налево, куда показывала Элейн, и в ярдах двадцати от себя увидел черный седан.
Первый выстрел успеха им не принес, и, когда я упал, раздался второй. Пуля врезалась в асфальт в нескольких дюймах от моего лица.
Но кольт уже был у меня в руке, и обретя более устойчивое положение, я выпустил в седан три пули. Винтовка, торчащая из машины, дернулась и свесилась из окна. Седан рванулся с места. Ствол винтовки свисал из окна почти перпендикулярно дороге. Я уже подумал, что она вот-вот вывалится на мостовую, но в последний момент кто-то втащил ее в машину.
Итак, я все-таки в кого-то попал!
Я слышал, как каблуки Элейн простучали по тротуару, а когда она подбежала ко мне, уже был на ногах.
На Элейн были надеты темная юбка и белая блузка. Лицо бледное и испуганное, а огромные черные глаза выражали тревогу и… кое-что еще.
Сначала я не мог понять ни слова из того потока междометий и восклицаний, которыми она забросала меня.