— Андрюша, не говори так! — Мать испуганно обернулась от мойки. — Иди, приляг, отдохни — чтобы хмель вышел. Иначе как ты до Пресни потом доедешь? Страшный гололёд. У нас с этим тоже проблемы, особенно в «спальных» районах. Женя и Лёля любили Фрэнс, я знаю. — Мать усердно тёрла губкой тарелку. — Так ведь?
— Любили. — Озирский так и не снял руку с моей шеи. — Очень горюют. Всё, Татьяна, мы пошли. Я много времени не займу. Кстати, у Русланыч жар. Ты знаешь об этом? Где-то тридцать семь и шесть. Могу, конечно, немного ошибиться…
— Вот и я почувствовала, что у него лоб горячий!
Мать выключила воду, хоть посуду и не домыла. Села на табуретку, сняла фартук, закрыла им лицо.
— Русик редко болеет, но если уж это случится, без «неотложки» не обойдётся. Что у тебя болит, сыночек? Горло? Голова? Ты хрипишь, я слышу?…
— Немного прихватило, — признался я. — Ну и что? Мы с тобой не грипповали зимой, а ты боялась. Сейчас, может, тоже пронесёт. Андрей, пойдём?
Чего-чего, а материных слёз я видеть не могу. Озирский меня понял и уже хотел увести с кухни. Но у него это не вышло. Мать тихонько заскулила в полотенце.
— Всё без шапки бегаешь! Андрей, я на Русика влияния не имею. Хоть ты наставь его на путь истинный! Водку пьёт, курит, одевается кое-как. Теперь вот температурит. Если дашь ему задание, то в постели дня не пролежит…
— Ничего, выполнит, когда поправится, — утешил её Озирский. — Тут всё равно с наскока не возьмёшь. Неизвестно, чего больше придётся делать — думать или действовать на оперативных просторах. А лечиться Русланыч будет. Я прикажу — как непосредственный начальник. Ослушаться не посмеет.
— Ни за что не ослушаюсь! — радостно заверил я мать. — Ладно, пока…
— Андрей! — Она подошла к Озирскому, не выпуская полотенца из рук. Робко заглянула ему в лицо. — А ты как… дальше? Ну, то есть… понимаешь…
— Не понимаю.
Андрей начал заводиться, потому что всё-таки понял. Я потянул его за руку, но сдвинуть с места не смог.
— Ты о чём, Татка?
— Опять без жены остался, а дети ещё маленькие. Лёле всего шесть, Жене будет одиннадцать. Изольда Кимовна не сможет быть с ними вечно…
— Франсуаза их изредка брала в Париж, конечно. Но большую часть они проводили именно с неродной бабушкой. Без неё пропали бы. И сейчас она войдёт в моё положение. Хотя это трудно, конечно. Но с Фрэнс Изольда дружила. И теперь потрясена случившимся. Сейчас она в Питере, на Фонтанке.
Андрей никак не мог сообразить, что матери надо. И вдруг испугался. Неужели она хочет Озирскому сделать предложение? Но что тут плохого, если бы я стал сыном своего шефа? Всё равно Олег не был моим родным отцом. Тогда какая разница? И не такой сопляк, как Женька, Андрею нужен. Шеф всегда говорил, что мы с ним были бы идеальной мужской половиной семьи.
— А в чём дело, собственно? Ты чем-то хочешь помочь? Имеешь возможность?
— Если тебе нужно, то я помогу.
Мать на моей памяти никогда такой решительной не была. У неё даже глаза сверкнули сталью. Она так и не сняла брюки-клёш, в которых приехала из кружка. Выглядела девчонкой — чуть постарше Ленки Мартыновой. Только та тощая, а мать имеет роскошные формы. Она у меня, как прекрасная ваза — всё на своём месте.
В тех же брюках мать была неделю назад, когда ходили на Воробьёвы горы — смотреть комету Хиякутаке. Та висела в небе, а толпа гудела. Шептали, что на Москву надвигаются напасти. Но Франсуазы с нами там не было, а погибла именно она.
Андрей, хоть и был тогда в Москве, пойти с нами тоже не смог. Расследовал случай, когда в гараже-ракушке неподалёку от Рублёвки нашли пятерых задушенных людей — двух мужчин и трёх женщин. Не знаю, нашёл ли шеф виновных, а спрашивать стесняюсь. Он может вскинуться до потолка, потому что нервничает.
С нами тогда была Липка Бабенко, подружка Озирского, да и моя тоже. Только у нас с ней платонические отношения, а у шефа — близкие. Ребёнка не с кем было оставить. Липка держала его на кенгурушнике, и оба смотрели в небо.
Раньше я думал, что комета несётся в вышине, как самолёт. А оказалось, что она замерла прямо над нашими головами, распустив светящийся хвост. Андрейка-маленький ничего не понимал и ревел. Толпа волновалась. Все распсиховались, стали друг другу рассказывать страшные истории. В конце концов, у нас замёрзли ноги. Мы бы потерпели, да Андрейка обкакался. Пришлось ехать к нам сюда, мыть его. А уже после мать проводила Липку с ребёнком на Пресню.
— Пока не нужно помогать. — Андрей впервые улыбнулся и поцеловал матери руку.
— А Липа знает про Франсуазу?
— А как же! — Шеф ухмыльнулся совсем уж невесело. — Я рассказал.