- Странного для "монаха".
- Угу, - сказал я и попытался сосредоточиться, что было с моей стороны ошибкой. В голове у меня опять загудели обрывки мыслей, пытаясь сплестись воедино.
- Просто рассказывайте все подряд, - поправился Моррис. - "Монах" вернулся к вам во вторник вечером. В какое примерно время?
- Около четырех тридцати. У него была коробка с этими... рибонуклеиновыми таблетками РНК...
Бесполезно. Я вспомнил слишком много и все сразу, целое море фактов, никак не связанных друг с другом. Я вспомнил точное название "Одеяния для ношения среди чужих", детали его устройства и назначения. Я вспомнил все о "монахах" и алкоголе. Я вспомнил названия пяти основных цветов, и на мгновение воспоминание об этих цветах ослепило меня - ни одному человеку не дано видеть такие краски.
Моррис обеспокоенно склонился надо мной.
- Что случилось? Что с вами?
- Спрашивайте, что хотите. - Голос мой стал неузнаваемо высоким, дыхание перехватывал какой-то прыскающий смешок. - У "монахов" четыре конечности, все четыре - руки, но на каждой руке пальцы растут из мозолистой пятки. Я знаю все их названия, Моррис. Названия каждой руки и каждого пальца. Я знаю, сколько у "монаха" глаз. Один. А череп представляет собой сплошное ухо. Правда, у них нет слова "ухо", но есть медицинские термины для обозначения каждой... каждой резонирующей полости между долями мозга...
- У вас что, головокружение? Вы ведь непрочь подегустировать собственный товар, а, Фрейзер?
- Никакого головокружения у меня нет. Напротив, у меня теперь словно компас в голове. Абсолютное чувство направления, Моррис. Это все, должно быть, из-за таблеток.
- Из-за таблеток? - маленькие квадратные уши Морриса вряд ли были способны встать торчком, но мне почудилось, что именно так и случилось.
- У него была полная коробка... обучающих таблеток!..
- Не волнуйтесь, - Моррис успокаивающе положил мне руку на плечо. Ради бога, не волнуйтесь. Просто начните с самого начала и рассказывайте. А я пока сварю кофе.
- Отлично. - Мне вдруг очень захотелось кофе. - Кофеварка готова, просто включите ее. Я всегда заправляю в нее кофе, прежде чем лечь спать.
Моррис исчез за ширмой, которая в моей маленькой квартирке отделяет нишу с кухонькой от спальни-гостиной. До меня донесся его голос:
- Начните с начала. Итак, он вернулся, во вторник вечером...
- Он вернулся во вторник вечером, - повторил я.
- Ого, да ведь кофе-то у вас уже готов! Во сне, вы, что ли, кофеварку включили? Но продолжайте, рассказывайте...
- Он взялся за дело с той бутылки, на которой остановился в прошлый раз. С четвертой бутылки от конца верхней полки. Готов поклясться, что он был ни в одном глазу. Голос его, во всяком случае, не выдавал...
Голос не выдавал его и потому, что он говорил слишком тихим, совсем неслышным шепотом. Его "переводчик" говорил за него, складывая, как компьютер, отдельные слова из записанной на пленку человеческой речи. Говорил "монах" медленно и осторожно, что было, впрочем, вполне понятно - чужой ведь язык.
Он пропустил уже пять стаканчиков. Тем самым он покончил с верхней полкой - с бурбонами, хлебными виски, ирландскими виски и отдельными сортами ликеров. Теперь он перешел к водкам.
Тут-то я и набрался духу спросить его, чем он, собственно, занимается.
Он пустился в пространные объяснения. Звездолет "монахов" был торговым кораблем, совершающим вояж от звезды к звезде. Сам он был дегустатором-отборщиком экспедиции. Многое из того, что он попробовал у меня, пришлось ему очень по вкусу. Весьма вероятно, что он закажет большие партии напитков, которые заморозят и сконденсируют для удобства транспортировки. Потом их можно будет восстановить, добавив воду и спирт.
- Тогда вам ни к чему пробовать все сорта водок, - сказал я ему. - В водке, в общем-то, почти ничего и нет, кроме воды и спирта. - Он поблагодарил меня. - То же относится и к джину, если не считать ароматических примесей...
Я выстроил перед ним четыре бутылки джина. Один был "Танк-верей", второй - голландский джин, который надо охлаждать, как некоторые ликеры, а третий и четвертый - обычные стандартные марки. Я оставил его с ними наедине, пока сам не разделался с другими посетителями.
Честно сказать, я ожидал большего наплыва. Слухи уже должны были разойтись по всей округе. "Пейте в "Длинной ложке" - и вы увидете Пришельца!" Но бар был наполовину пуст. И Луиза прекрасно справлялась со своими обязанностями.
Я гордился Луизой. Как и в прошлый раз, она вела себя сегодня так, точно в баре не происходило ровным счетом ничего особенного. Ее настроение оказалось заразительным. Я отчетливо слышал мысли клиентов: "Мы любим пить в уединении. Пришелец из космоса имеет такие же права, как и мы".
Однако бесстрастность бесстрастностью, а посмотрели бы вы, как она вытаращила глаза, увидев "монаха" в первый раз!..
"Монах" завершил дегустацию джинов.
- Меня беспокоят летучие фракции, - сказал он. Иные ваши напитки могут потерять вкус при конденсации.
Я согласился с ним и спросил:
- А чем вы будете расплачиваться за товар?
- Знаниями.
- Стоящее дело. А какими?
"Монах" достал из-под полы своей сутаны плоскую коробку и раскрыл ее. Коробка была полна таблеток. Там был большой стеклянный флакон, содержащий сотни две одинаковых розовых треугольных таблеток, но всю остальную площадь занимали большие круглые таблетки всевозможных расцветок, каждая в особой обертке и с особым ярлычком, надписанным неровными "монашьими" письменами. Ни один ярлык не походил на другой. И некоторые из надписей были чертовски пространными.
- Это знания, - сказал "монах".
- Мм, - ответил я, пытаясь понять, не разыгрывают ли меня. У пришельца ведь тоже может быть развито чувство юмора, почему бы и нет? А если он врет, то как прикажете разбираться в этом?
- Память во многом строится на свойствах определенных органических молекул рибонуклеиновой кислоты, - сказал "монах". - Она присутствует и действует в нервных системах большинства органических существ. Угодно ли вам изучить мой язык?
Я кивнул.
Он вынул одну из таблеток и сорвал с нее обертку, которая упала на стойку, шурша как целлофан. "Монах" вложил таблетку мне в руку и сказал:
- Глотайте сразу, пока она без обертки не испортилась на воздухе.
Таблетка была раскрашена, как мишень, красными и зелеными кругами. Она была большая и в горло прошла с трудом.
- Вы сошли с ума, - задумчиво сказал Билл Моррис.
- Сейчас мне и самому так кажется. На поставьте себя на мое место. Передо мной сидел "монах", пришелец, посол ко всему человечеству. Вряд ли он стал бы скармливать мне что-нибудь опасное, не взвесив самым тщательным образом всех возможных последствий.
- Значит, по-вашему, не стал бы?
- У меня тогда сложилось именно такое впечатление. - Тут я вспомнил о том, как влияет на "монахов" алкоголь. Это была память из таблетки, она всплыла как что-то, известное мне с пеленок. Но теперь вспоминай - не вспоминай...
- Язык, - продолжал я, - может многое поведать о человеке, который говорит на нем, о его образе мышления и жизни. Видите ли, Моррис, язык "монахов" может многое рассказать о самих "монахах".
- Зовите меня Билл, - перебил он раздраженно.
- Хорошо. Возьмите для примера "монахов" и алкоголь. Алкоголь действует на "монаха" так же, как и на человека, понемногу истощая клетки мозга. Но в кровь "монаха" алкоголь впитывается гораздо медленнее, чем в кровь человека. Посвятив выпивке один вечер, "монах" потом не трезвеет целую неделю. Верно, что в понедельник он ушел от меня трезвым. Но к вечеру вторника он, должно быть, изрядно захмелел...
Я отхлебнул кофе. Сегодня у него появился какой-то новый вкус, более приятный, чем обычно, словно память о привычной для "монахов" еде прибавила прыти моим вкусовым железам.
- Но тогда-то вы этого не знали, - сказал Моррис.
- Откуда мне было знать? Я положился на его чувство ответственности.
Моррис сокрушенно покачал головой, но про себя, казалось, ухмыльнулся.
- Потом мы продолжали беседу... а потом я принял еще несколько таблеток.
- Зачем?
- От первой таблетки я забалдел.