Дейн вернулся к роману, втайне сомневаясь, что он когда-нибудь будет закончен. Книга пробуждала слишком много ассоциаций, связанных с Шейлой, которая была потеряна для него навсегда.
Ему даже приходило в голову отложить роман и начать новый, но он отказался от этой идеи, пообещав себе вернуться к прежнему графику работы, как только обвинение против него будет официально снято. После ареста Рамона адвокаты Дейна добились отсрочки процесса на неопределенное время, ожидая аннулирования обвинения. Но дни шли за днями, не принося никаких новостей, и Дейн начал терять терпение.
Он позвонил в Главное полицейское управление.
Сначала инспектор Квин довольно странным тоном предложил ему связаться с окружной прокуратурой, потом внезапно заявил:
— Может, это даже к лучшему. Раз уж вы позвонили мне, мистер Маккелл…
— Да?
— Возник ряд вопросов. Мне бы хотелось обсудить их с вами. Я собирался позвонить вам несколько позже, но думаю, это можно сделать и сейчас.
— Что еще за вопросы?
— Я бы хотел, чтобы при разговоре присутствовал мой сын. Встретимся у меня в квартире в два часа, хорошо?
Дейн пришел вместе с родителями и Джуди.
— Не знаю, что все это означает, — сказал он Квинам, — но я рассказал об этом отцу, и он решил, что всем нам следует присутствовать.
— Я тоже понятия не имею, в чем дело. — Эллери, прищурившись, посмотрел на отца. — Как насчет того, чтобы объяснить нам, папа?
— Мы днем и ночью допрашивали этого Рамона Альвареса, — сказал инспектор Квин. — Он странный тип.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я допрашивал сотни подозреваемых в убийстве, но еще никогда не сталкивался с таким сочетанием откровенности и упрямства. Он сделал несколько важных признаний — в частности, что был в пентхаусе незадолго до преступления, — но утверждает, что не убивал Шейлу Грей.
— А вы ожидали другого? — спросил старший Маккелл. — Разве убийцы не всегда отрицают свою вину?
— Не так часто, как люди думают. Как бы то ни было, я пришел к выводу, что он говорит правду.
— Чепуха, папа, — сказал Эллери. — Я доказал, что этот человек виновен.
— Может, и не доказал, сынок.
Эллери пристально посмотрел на отца.
— В любом случае, инспектор, — проворчал Эштон Маккелл, — это ваша проблема, а не наша. Почему вы опять втягиваете в это Дейна?
— Потому что он, возможно, сумеет помочь нам прояснить все раз и навсегда. — Старик вновь сосредоточился на хронологии преступления. — Шейла Грей отослала Эштона в три минуты одиннадцатого. Потом она села и написала письмо о Дейне, адресованное полиции. Мы поручили пятерым полицейским написать текст письма с той же скоростью, с какой его должна была писать Шейла, — ее подгонял страх, нападение было еще свежо в ее памяти, так что она не могла писать медленно.
Самый быстрый результат из пяти был чуть более четырех минут, а самый медленный — чуть менее шести. Возьмем самое долгое время. После вашего ухода, мистер Маккелл, Шейла Грей должна была подойти к столу, сесть, достать из ящика ручку и бумагу, написать письмо, допустим, перечитать его, хотя она могла этого не делать, запечатать в первый конверт, написать на нем «Вскрыть в случае моей смерти от неестественных причин», положить его в больший конверт и написать на нем «Для полиции».
На все это Шейла Грей никак не могла истратить более десяти минут — думаю, скорее всего, минут восемь. Но давайте предположим, что их было десять. Таким образом, она закончила всю процедуру с письмом никак не позднее тринадцати минут одиннадцатого. Но ее застрелили в десять двадцать три. Что происходило в течение этих десяти минут? О'кей, пришел убийца. Но неужели ему понадобилось десять минут, чтобы достать револьвер из ящика в спальне и застрелить ее?
— Они разговаривали, — предположил Дейн.
— И Шейла Грей сняла телефонную трубку и позвонила в участок, когда убийца стоял над ней? Это невозможно. Вспомните, она сказала телефонистке, что звонок срочный, а сержанту в участке — что в ее квартире посторонний, и, по его словам, она говорила шепотом, словно опасаясь, что ее подслушают. Нет, Шейла не провела ни секунды этого времени, разговаривая с убийцей. Но у нас нет полной картины этих десяти минут между написанием письма и выстрелом, который сержант слышал по телефону.
— Не понимаю, что тебя гложет, папа, — сердито сказал Эллери. — Все просто. Часть десяти минут ушла на приход Рамона и убийство. Остальное не имеет значения. Прежде чем он пришел, она сидела, работала над эскизом или занималась чем-то еще.
— Но Рамон говорит, что пришел туда в четверть одиннадцатого, — возразил инспектор. — Он настаивает, что пробыл в квартире самое большее четыре-пять минут. Следовательно, он ушел в десять двадцать. Если Рамон говорит правду, оставалось достаточно времени, чтобы кто-то проник в пентхаус после его ухода.
— Если он говорит правду! — ехидно заметил Эллери. — Или если его расчет времени абсолютно точен, что кажется мне крайне маловероятным. Он что, хронометрировал свои действия? Мы имеем дело с минутами, папа, а не с часами! Не знаю, что с тобой сегодня.
Инспектор промолчал.
Эллери сурово посмотрел на него.
— И еще одно, — сказал он. — Рамон отрицает, что убил Шейлу. А он сообщил, что делал в ее квартире?
— Пришел за деньгами, которые вымогал шантажом.
— Что?!
— Рамон шантажировал и Шейлу?! — воскликнул Эштон.
— Да. Он тянул деньги с обеих сторон.
— Но почему Шейла должна была платить ему?
— Он говорит, что из-за вас, мистер Маккелл. Она не заботилась о своей репутации, но боялась за вашу и платила Рамону, чтобы тот держал язык за зубами. Кстати, Шейла Грей оказалась проницательнее вас, — сухо добавил старик. — Рамон говорит, что она сразу поняла, кто ее шантажирует. Этот тип, очевидно, последовал за вами в одну из сред, дабы выяснить, чем вы занимаетесь этими вечерами, и узнал, что вы посещаете ее квартиру в гриме. И она платила ему, чтобы защитить вас.
Эштон отвернулся. Лютеция склонилась к мужу и взяла его за руку.
— Рамон говорит, что пришел в ту ночь требовать увеличения суммы. Он получал от Шейлы Грей тысячу в месяц, но проигрывал деньги на скачках куда быстрее, чем получал их от вас обоих, мистер Маккелл, и решил, что надавить на женщину будет легче. По его словам, Шейла сидела, откинувшись на спинку стула, в полуобморочном состоянии и держалась за горло. Казалось, она осознавала его присутствие. Рамон заподозрил, что дело неладно, и быстро ушел. Но прежде он заметил конверт, адресованный полиции почерком Шейлы, и решил, что тут можно поживиться. Вот его история, и я ей верю.
— А он объяснил, как вышел из квартиры? — осведомился Эллери. — Через какую дверь?
— Через черный ход и спустился в служебном лифте.
— Это объясняет, почему Дейн не столкнулся с ним… — начал Эллери, но тут же умолк. Наступила долгая пауза.
— Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — заговорил наконец Дейн.
Инспектор не ответил.
— Если Шейла действительно была легкой мишенью для шантажа, — сказал Эллери, — а отследить сроки снятия с ее счета тысячедолларовых сумм и сверить даты с теми, которые назовет Рамон, не составит труда, — то он едва ли стал бы убивать ее… Это означает, что мой анализ преступления был неверным, что шантажист не был убийцей… Все упирается в эти несколько минут. Кажется, папа, ты склонен считать, что между тринадцатью и двадцатью тремя минутами одиннадцатого в квартиру Шейлы входили двое? Шантажист Рамон, а затем убийца? И что Рамон не убивал ее?
— Я в этом уверен.
— Тогда почему Рамон убежал, — вмешалась Джуди, — когда мистер Квин обвинил его в убийстве?
— Шантаж сурово карается, мисс Уолш, — ответил инспектор Квин. — Рамон запаниковал — особенно когда в довершение всего ему приписали убийство.
Но Эллери качал головой и бормотал, скорее обращаясь к самому себе, чем к остальным: