И вот Гуля в первый раз пришла к этой учительнице.
В комнате со старинной, полинявшей мебелью и множеством картинок и фотографий на стенах кроме Гули было ещё двое детей: мальчик Лёлик, с длинными кудрями, похожий на девочку, и стриженая девочка Шура, похожая на мальчика.
Дети уселись за низенький столик, а старушка учительница взяла зелёного тряпичного зайца и запела непонятную песенку. Заяц у неё в руках принялся отплясывать на столе какой-то смешной танец. У него прыгали уши и болтались ноги, дети смеялись и повторяли за учительницей странные слова песенки.
Гуля смотрела на всех молча, исподлобья. Но вот она решилась что-то спросить.
— Ада́м, — сказала она наконец, — почему?..
— Что ты сказала? Повтори, — удивилась француженка.
— Адам, — повторила Гуля.
— Не «адам», а «мадам» нужно сказать.
— Мадам, — снова начала Гуля, — разве русский язык такой плохой, что нужно учить ещё французский?
Ей это казалось удивительным. Зачем петь песенки на непонятном языке, когда есть на свете такой хороший, такой понятный русский язык? И к тому же зачем нужно заставлять плясать этого зелёного зайца? Дома у Гули тоже был заяц, только не зелёный, а голубой, но он уже года три как лежал в ящике с другими старыми игрушками. Гуле скоро нужно было поступать в школу, а её забавляли, как маленькую!
Старушка не знала, что ответить Гуле. Она подумала немножко и велела детям устроить хоровод. Мадам взяла за руки Лёлика и Шуру, а Шура протянула руку Гуле. Но Гуля вырвалась и села на стул.
— Я не люблю танцевать утром, — сказала она. — Я люблю утром читать.
Француженка недовольно покачала головой:
— Ты непослушная девочка. Ну хорошо, мы будем читать.
Но оказалось, что в этой группе читают тоже не по-русски, а по-французски. И не сказки читают, а только азбуку.
Мадам раздала детям картинки с нарисованными на них буквами: а, бэ, цэ, дэ…
Дело было нехитрое. Гуля быстро запомнила все буквы. Не прошло и месяца, как она уже умела довольно бегло читать по-французски.
На прогулках в саду она торопила свою «адам» домой:
— Пойдём почитаем ещё немножко вашу французскую книжку.
А к концу зимы она научилась не только читать, но и писать. Когда она на уроках очень уж расходилась и шалила, мадам надевала пенсне и говорила:
— Спокойно! Сейчас мы будем писать диктант.
Но Гуля и этот урок превращала в весёлую игру.
— «Дитя лежит в колыбели, — мерным голосом диктовала мадам французские фразы. — Птичка сидит на дереве. Бабушка вяжет чулок. Дедушка курит трубку».
А Гуля выводила в тетрадке:
«Бабушка лежит в колыбели. Дитя курит трубку. Птичка вяжет чулок. Дедушка сидит на дереве».
И, стараясь не смеяться, с самым серьёзным видом протягивала тетрадку своей «адам».
Француженка поправляла пенсне и принималась вслух читать Гулины каракули.
— Что такое? — говорила она, хмуря брови. — «Птичка вяжет чулок? Дитя курит трубку?» Ничего не понимаю!
Гуля покатывалась со смеху, а вместе с ней — Лёлик и Шура.
Добрая старушка прощала Гуле эти проказы. Она считала, что, играя, переставляя по-своему французские слова, Гуля скорее их запомнит. Она только следила за тем, чтобы каждое слово было написано правильно, без ошибок.
Так весело и мирно шли эти занятия. И никто в группе не подозревал, какую новую проделку задумала Гуля.
Однажды, когда в тёплый весенний день вся группа в полном сборе гуляла по улице, Гуля неожиданно остановилась у подъезда трёхэтажного каменного дома.
— Мадам, — сказала она, — пожалуйста, подождите меня здесь, я сейчас вернусь.
И, приоткрыв тяжёлую дверь, она исчезла.
— Мадам, а ведь это школа! — сказала Шура. — Видите — написано?
И девочка показала на прибитую к двери вывеску.
— Стойте оба здесь, — ответила француженка. — Я сейчас буду посмотреть.
Лёлик и Шура остались одни. Они взялись за руки и прижались к стене дома, чтобы их не переехала машина.
Гуля вернулась первая.
— А где адам? — спросила она. — То есть мадам?
— Пошла тебя искать, — ответили Лёлик и Шура вместе. — А ты где была?
— После расскажу!
В это время из дверей школы выбежала взволнованная мадам.
— Скверный девочка! — набросилась она на Гулю. — Где ты ходил?
Когда она волновалась, она говорила по-русски ещё хуже, чем обычно.
Гуля помолчала немного, а потом сказала серьёзно, как большая:
— Простите, мадам. Я в школу поступила. В первый класс. Завтра нужно будет отнести метрику. [2]