— Трусишка! — засмеялся Харитоша, глядя на петуха, и, размахнувшись, одним ударом колуна развалил пополам толстую еловую чурку.
В отводе, что из поля в деревню, показался Ковча с бегущими за ним лыжами, привязанными верёвочкой к кушаку.
— Дед Митрич, заходите передохнуть! — обрадованно закричал Харитоша.
— К тебе и иду, сынок.
— В избу пойдёмте, Митрич, чаем с клюквой угощу.
— Лестница крута, не осилю. Устал. Дай-ка лучше потолще чурку. Вот так, спасибо. Эко сколько дров-то наколол! — метнул глазами старик на гору желтоватых с красноватыми прожилками, смолой пахнущих поленьев. — А на Шумиху ходил. Утром-то по насту, что по асфальту, ну, а как ободняло наст — не держит, еле до зимника добрался.
— А зимник ещё держит?
— Да где как. В лесу держит, а в поле тоже местами сдал. То по колено провалишься, а то и глубже, еле до деревни добрался, будь ты неладна.
— Сохатого не видел?
— Эх, Харитоша, кажется, и ты его не увидишь больше.
— Почему? — удивился парень, вскинул колун над головой, приподнявшись на носках и подавшись плечами назад.
— Да разорвали нашего Василия Ивановича волки, провалиться бы им. Затем к тебе и пришёл, чтобы сказать.