Это и предвидел Юй, урезая пошлины в той, казалось бы, богатой провинции на тридцать лет. Ведь, чем больше денег надо выплачивать в казну, тем нещадней станут распахивать территорию. А «укротитель рек» не раз наблюдал, как вода точит плодородный слой в холмистых местностях.
Еще дальше на Восток тянулись «белые и тучные почвы», окруженные солончаками. «Белые» и «тучные» во все времена означало только одно. Опасные! Потому, как белый цвет дает соль. Стало быть, и здесь о налогах не могло быть и речи. Напротив, всякому, кто одолеет солончаки и уберет с полей белые «оспины», облегчались подати на другие промыслы.
Его высочество были сколь снисходительны, столь и прозорливы.
Еще дальше на Запад открылись «желтые и рыхлые почвы». На первый взгляд: не велика ценность. Но интуиция подсказывала: быть здесь большим урожаям. И как ни возмущались (в глубине души) крестьяне, как усердно ни улыбались и кланялись сановнику, а подати пришлось платить высокие.
Будь император Китая алчным тираном, он, наверняка, засадил бы Юя в темницу, а то бы и казнил. Причины? Их и искать не надо. Например, «не оправдал оказанное доверие», «нанес ущерб казне», «мягкотелость», «отсутствии принципиальности», «искажении генеральной линии пар…».
Но кто бы тогда открыл ВРАТА В НОВУЮ ЭПОХУ, ВОЗГЛАВИЛ БИТВЫ МУДРОСТИ С НЕВЕЖЕСТВОМ, ДУХОВНОСТИ С КОСНОСТЬЮ, САМОПОЖЕРТВЕННОСТИ С ЭГОИЗМОМ? Потому-то Юю и доверяли.
К традициям и верованиям в Поднебесной империи относились с большим почтением потому, что они всегда были прочно связаны с реальностью.
Например, желтый цвет предпочитали всем остальным. В мифах первого императора называли не иначе, как Хуан-ди, «Желтый правитель, владелец земли пяти цветов». О чем и оповещал жертвенный холм. Мы бы назвали его клумбой. Отец же Иакинф величал не иначе, как «Компасом Императора».
На восточной стороне холма насыпалась зеленая почва – символ рисовых полей. На западной – белая, олицетворявшая пустыню. На северной клали черную почву, а на южной красную. Сверху, в центре укладывался слой желтой земли – символ правителя. Даруя владения, он вручал горстку земли, указующей на ту часть Поднебесной, куда отправлялся новоявленный князь.
Магия? Вера? Вовсе нет. Любой специалист увидел бы в этом холме, хоть и примитивную, но почвенную карту страны. На севере Китая встречались черноземы – черный сектор жертвенника. На востоке – рисовые почвы. Они большую часть года находились под водой. Им не хватало воздуха. Ну, и как всякий «утопленник» имели нездоровый цвет «лица», что и подчеркивал их зеленый слегка сизоватый оттенок. Южный сектор – красные тропические почвы. В них содержится очень много железа. Ну и запад, обращенный к пустыне Гоби, ассоциировал с землями, покрытыми солью, то есть белым цветом.
Ну, а желтый цвет? Чем он так угодил? Почему почитался более остальных? Все объяснялось просто. Это окраска ЛЕССА. Лесс – не глина и не песок. Скорее пыль, в которой сочетаются лучшие качества этих грунтов. Он легок, порист, хорошо пропускает воду, попутно выуживает из нее все питательные вещества, нужные растениям. Вместе с илом лесс образует не просто плодородный слой, а идеальную почву. Именно это понял Юй, не вняв уверениям и подхалимажу хитрых крестьян, и повелев им платить подати сполна. Именно, поэтому к лессу отнеслись с таким уважением и поместили в центр «жертвенного холма».
Лесс – это даже не почва, а полуфабрикат, основа, на которой родилось, из которого состояло большинство сельскохозяйственных земель империи. Ну, и понятно дар природы, доставшийся китайскому крестьянину. Дар, побуждавший его к неиссякаемому творчеству.
Стоит признать, в Древнем Китае полагались больше на руки и знания, нежели на всевозможные технические приспособления. Здесь не могли похвастаться набором изысканных инструментов для полевых работ. Как, например, шумеры в Месопотамии. Но крестьянин знал множество «блюд», помогавших земле сохранять свои силы и становиться более тучной. Использовал каждую ее пядь.
На севере империи, где лето коротко, и более одного урожая в год не получишь, поле, после уборки риса, заливалось водой и превращалось в пруд, для разведения рыб. Шелковичные деревья росли не только на межах и грядках, но и покрывали плотины, перемычки между рисовыми чеками.
После сбора пшеницы, сорго, проса поля заполняли стаи домашних гусей и уток, поедавших оброненные зерна и колоски. Затем на «сцене» появлялись куры, выклевывавшие из почвы насекомых и их личинки.
В провинциях, куда доходили муссоны, каналы не только улавливали воду, но и ил, принесенный реками.
Долина Янцзы – это море рисовых полей с плотинами, каналами и террасами на высоких берегах. Но, если уничтожить эти творения, огромная страна превратиться в первобытное болото, какой она и была до появления человека в этих краях. «Духовно сосредоточенного человека».
Тонкости индийского земледелия в Китае не привились. Хотя повсюду для «поправки» худых почв пользовались травами со стручками. Одна из них гаолян, непременный спутник проса. Хлопок высаживали вслед за поспевшей пшеницей. Так он быстрее созревал.
Творческий подход часто оборачивается милыми чудачествами. Вам ли не знать о странных прихотях ученых, художников. В Поднебесной империи поведение крестьян также вызывало удивление многих путешественников, пришедших с Запада. Они долго не могли понять. Почему, зная плуг и борону, китайцы предпочитают мотыгу и грабли? Почему, отправляясь на сбор урожая, семья оставляет серпы дома?
Оказалось плуг и борона – грубые орудия. Грубые, именно для лесса. Если почву глубоко вспахивать, ветер и вода ее обезглавят. Тогда все труду окажутся напрасными. Как это случилось в Северной Америке или в Казахстане в двадцатом веке. О том, что «плуг – проклятие земледельца» мы впервые услышали шестьдесят-семьдесят лет назад от Эдварда Фолкнера. И после долгих споров наконец-то уступили мнению, считавшемуся очевидным
еще при жизни принца Юя.
Ну, а серпы-то чем им не угодили? Тем, что срезали именно вершки. А китайцу нужно было все растение. Зерно, плоды шли в пищу, а листья, стебли, корни отправлялись на переработку. Формула «земля»+ «вода» + «растение» воспринималась здесь иначе. Ни что не оставлялось на волю случая, читай природы. Все шло на изготовление пищи для растений, компостов.
«С искусством приготовление подобных смесей, - подмечал Клинген, - могла поспорить лишь китайская кухня. Ароматы, доносившиеся с крестьянских полей, заставляли думать моих спутников, что здесь готовятся известные нам по ресторанчикам Гонконга «стодневные яйца», а не выращиваются овощи».
Трудно придумать то, что не использовалось для приготовления подобных «блюд». Грязь из каналов, зола трав и деревьев, даже остатки ракет, что запускались по праздникам. Сюда же добавлялись толченные «каны» - глиняные лежанки, внутри которых проходили дымоходы печей.
Все это постоянно поливалось водой.
Отец Иакинф вспоминал: «Пищу для пашен жители Поднебесной начали изготовлять задолго до Рождества Христова. Специальные соки, а точнее супы, готовились из воловьих, лошадиных, овечьих, свиных и прочих костей, залитых снеговой водой. После троекратного вскипания добавляли зелень, калган. Затем куколки шелкопряда. И в сем соку погнездно высаживали семена. Урожай получали отменный».
Никита Яковлевич насчитал пять главных средств, способных придать земле необычайную силу: «травяное», «хлебное», «огневое», «тинное» и «помойное». Первое из них самое простое и легкое лекарство почвенной фармакопеи. «Помойное» - самое сильное и сложное. В него шли перья птиц, шерсть скота и зверей, их внутренности, не годные в пищу.
Чаще других использовался способ, известный скорее виноделам. Во дворе подле кухни врывали большой чан. В него сбрасывались все. Шелуха, травы, домашний мусор, листья с деревьев. Затем их поливали жирными помоями из кухни. Гости… Да, да, именно гости, после обильных угощений, покидая гостеприимных хозяев, были просто обязаны посидеть верхом на этих сосудах (видимо, отсюда пошло выражение присесть на дорожку)…