В настоящий момент Фрэнсис Кеннеди испытывал холодную ярость по отношению к Джинцу и ко всем членам палаты представителей и сената.
Когда Альфред Джинц выступил с предложением, чтобы Кеннеди самоустранился от переговоров, он сделал это вежливо и с тактом. Сенатор от штата Нью-Йорк Томас Ламбертино заявил, что сенат тоже полагает, что президент должен отойти в сторону.
Кеннеди встал и обратился ко всем собравшимся:
- Благодарю вас за помощь и предложения. Мой штаб и я встретимся позднее, и вы будете поставлены в известность о принятых решениях. Я особенно благодарен конгрессмену Джинцу и сенатору Ламбертино за их предложение. Я рассмотрю его, но сейчас я должен сказать вам, что все инструкции и приказы будут исходить от меня лично. Ничто и никому не будет перепоручено. Это все, джентльмены. Пожалуйста, будьте на связи.
Вице-президент Элен Дю Пре молча наблюдала за всем происходящим. Она знала, что сейчас не время возражать президенту, даже с глазу на глаз.
Фрэнсис Кеннеди обедал с членами своего штаба на втором этаже Белого дома в большой столовой, выходящей на северо-запад. За старомодным столом сидели Отто Грей, Артур Викс, Юджин Дэйзи и Кристиан Кли. Прибор для Кеннеди стоял на конце стола, так, чтобы у него было больше места, чем у остальных. Кеннеди, стоя, ждал, пока все рассаживались. Потом он мрачновато улыбнулся.
- Забудьте всю чепуху, которую вы сегодня слышали. Дэйзи, передайте султану, что мы выполним все требования похитителей раньше, чем кончится срок в двадцать четыре часа. Мы не будем отправлять убийцу Папы в Италию, мы пошлем его в Шерабен. А вы, Викс, нажмите покрепче на Израиль. Они отпустят заключенных, в противном случае не получат ни одного американского ружья, пока я являюсь президентом. Передайте госсекретарю никаких дипломатических переговоров, просто изложить нашу позицию.
Затем он сел, разрешил лакею обслужить его и вновь заговорил:
- Я хочу, чтобы присутствующие здесь знали - все, что я вынужден был говорить на этих совещаниях, не имеет никакого значения. Есть только одна цель - благополучно доставить Терезу домой, не дать им повода совершить еще одно преступление.
Артур Викс держал руки на коленях, словно собирался отказаться от обеда.
- Вы очень подставляетесь, - сказал он. - Надо немного поторговаться, это обязательно во всех случаях с захватом заложников. Вы должны выдвинуть ряд предложений, прежде чем сделаете то, что хотите. Тогда мы сможем оправдаться.
- Я знаю это, - отозвался Кеннеди. - Но не хочу пользоваться такой возможностью. Кроме того, мне остался только один год и вы знаете, что я не буду добиваться переизбрания на следующий срок. Так какого черта они могут мне сделать? Отто, постарайтесь умилостивить лидеров конгресса и не тратьте время на Джинца. Этот сукин сын последние три года выступал против меня по каждому поводу.
Собравшиеся за столом спокойно приступили к обеду, думая про себя, что Кеннеди ставит свою администрацию в трудное положение.
Когда они уже пили кофе, в комнату торопливо вошел дежурный офицер и передал Кристиану Кли донесение, прочитав которое, тот обратился к Кеннеди:
- Фрэнсис, я должен уехать в свой офис. Получено сообщение чрезвычайной важности, которое нельзя обсуждать по телефону. Как только я с ним ознакомлюсь, я вернусь. По всей видимости, это потребует твоего незамедлительного внимания.
- Тогда какого дьявола, - вскипел Кеннеди, - они не явились сюда и не ознакомили нас обоих!
Кристиан улыбнулся ему:
- Я не знаю, но должна быть причина. Может, они не хотят беспокоить тебя, пока я не дам на то разрешения.
Он лгал, его система была отлажена так, чтобы президент не мог ознакомиться ни с одним сообщением, пока его не просмотрит Кристиан. Но Кристиан знал и другое - впервые он получал из своего офиса сообщение с грифом высшей секретности. Оно должно содержать нечто убийственное.
Кеннеди отпустил его нетерпеливым жестом. Понимая, что с ответом Кристиана не все ладно, что его сейчас в чем-то обманывают, он всегда был весьма осторожен с критикой людей, работающих с ним, и тем более друзей. Кеннеди знал, что занимаемый им пост придает его словам и действиям слишком большой вес, и нельзя давать волю мелкому раздражению.
Вскоре после его избрания президентом у него с Терезой произошла обычная дружеская перепалка по политическим вопросам. Он остался доволен тем, с каким превосходящим мастерством парировал ее аргументы, а затем словесно отхлестал ее радикальных друзей, и был удивлен, когда она расплакалась и убежала. Тогда он понял, что из-за общественного веса его положения не имеет права состязаться в остроумии с близкими друзьями и родственниками, должен быть осторожен даже с Кристианом. В старые времена он сказал бы Кристиану, что тот несет чушь, и потребовал бы от него правды.
Эти мысли прервал Оддблад Грей:
- Господин президент, почему бы вам не поспать? Мы останемся в карауле и разбудим, если что-то потребует вашего внимания.
Кеннеди видел озабоченность на их лицах. Во время обеда они старались изо всех сил уверить президента, что его дочери не угрожает никакая опасность. И они держались с ним более официально, чем обычно, как всегда бывает перед лицом опасности или трагедии.
- Я так и сделаю, Отто, - сказал Кеннеди. - И благодарю вас всех.
С этими словами он их покинул.
Кристиан Кли из Белого дома направился прямо в штаб-квартиру ФБР. Согласно протоколу две машины Службы безопасности шли впереди и еще одна сзади. В офисе он застал своего заместителя, в действительности осуществлявшего руководство всей деятельностью Федерального бюро расследований.
Питер Клут был человеком, которого Кристиан понимал, но которого не мог заставить себя полюбить. Клут был частью сделки, которую Кеннеди заключил с конгрессом, когда назначил Кристиана Кли генеральным прокурором, директором ФБР и главой Службы безопасности, и Клуту конгресс поручил следить за Кли. Клут был очень худ - плоское тело из одних мускулов, а маленькие усики никак не смягчали его костлявой физиономии. Как заместитель, возглавлявший ФБР, Клут имел свои недостатки: бывал слишком суров в своей требовательности, слишком непреклонен в исполнении своих обязанностей, чересчур заботился о внутренней безопасности, выступал за более суровые законы, за драконовские меры наказания торговцев наркотиками и шпионов и иногда уклонялся от соблюдения гражданских прав. Но он всегда отличался здравым смыслом, ни разу не впадал в панику, и уж конечно, за три года работы с Кристианом, руководя ФБР, никогда не посылал ему такого сигнала тревоги.