За месяц этой неопределённости я испортила себе сон, осунулась, похудела, и даже — самое страшное — провалила один экзамен и сеанс арт-терапии.
Остальную сессию я еле-еле, но сдала. Я неплохо училась в течение семестра, поэтому низкие оценки мне ставили даже с каким-то недоумением.
— Линник? Ты на солнце перегрелась, или как? Хоть бы что-то написала, я б вытянул на трояк! — пребывая в растерянности, ещё большей, чем я, комментировал свой росчерк в зачетке препод по философии. — Так почти ж пустой листок сдала! Неглупая студентка, могла автомат получить, если б не пропуски. И тут такое… пфе!
Его удивлённо разведённые в сторону руки и подозрительней взгляд из-под толстых стёкол очков никак не могли исправить ситуацию — за мной числилась одна несдача, и долг я должна была закрыть в конце августа, до начала нового семестра.
Но если к пересдаче меня тут же допустили, осталось только дождаться срока, то с проваленным сеансом с моей группой надо было что-то делать прямо сейчас. Иначе весь авторитет и работа, которую я провела до этого, не то чтобы летели коту под хвост… Но ребята увидели меня в таком состоянии, за которое мне до сих пор было стыдно.
Неуверенность, рассеянность, путаница в заданиях — всего этого мне показалось мало, и к концу сессии я вообще разревелась. Спасло только понимание, что слёзы эти не от неземной любви, а от осознания, какой провальной вышла встреча, особенно на фоне предыдущей, которую я провела на кураже, спустя пару дней после чудесного знакомства.
Мне срочно нужно было реабилитироваться. Уже был назначен день новой встречи с моими добровольцами, которые смущались даже больше, чем я. Они, не прекращая, твердили, что все хорошо, и главное в наших сеансах — это какая-то особая атмосфера. И она точно никуда не делась из-за того, что один раз я была не в форме. Но меня это категорически не устраивало. Тем более, я задумала кое-что интересное и теперь горела желанием это воплотить.
Мне всегда нравилась идея арт-практик в психологии — мы использовали и свободное письмо, и рисунки-ассоциации, и танцы-пантомиму. Со стороны это смотрелось странно и безумно, но эффект имело потрясающий.
«Спросите человека, чего он хочет, и он вам соврёт. Дайте ему маску — и он скажет вам правду» — в истинности этого убеждения мне приходилось убеждаться все чаще и чаще. Любой арт-приём становился для моих ребят такой маской, которая давала им возможность говорить то, чего бы они никогда не сказали в лицо.
Теперь же я решила задействовать актёрство — кто-то один из группы должен воплощать проблему, а другой желающий — с ней говорить. Понятное дело, что просто так желания поболтать ни у кого бы не возникло, и каждый вызвался бы пообщаться с тем, что его действительно волнует — но чтобы никто не заподозрил подвох, нужно было придать происходящему солидную долю дуракаваляния. И тогда, под шумок, воспринимая все, как забавный спектакль, мы могли бы вскрыть очень много вопросов, которые бы пришлось тяжело и долго вытаскивать друг из друга с серьёзными лицами.
Эта идея так захватила меня, что ненадолго вышибла из головы даже вечную карусель мыслей: «А почему он… А вдруг он… А, может, я…».
Я расписала сценарий игры на пол-общей тетрадки, приготовила костюмы и… нашла помещение, которое снова не тянула по оплате.
К тому времени вопрос денег просто-напросто вгонял меня в истерику. Аренда недвижимости росла как на дрожжах, и к концу июня, времени, когда в город съезжались абитуриенты для поступления, прыгнула на совершенно безумную отметку. Моя подработка в кафе должна была начаться только через несколько дней, оплата, соотвественно — в конце первой рабочей недели. А сеанс был назначен уже на это воскресенье, до которого оставалось всего два дня. И имея на руках прописанный сценарий игры, собранную группу, море энтузиазма и поруганную профессиональную гордость, я до сих пор не имела понятия, где проведу эту арт-практику.
Поэтому спасение я решила найти в студенческой вечеринке — в честь окончания сессии, в общаге не своего факультета, а в ближнем корпусе, где живет инъяз и музпед, самая богемная шпана нашего приличного вуза. Нас, психологов, как экспериментальный факультет вечно селили черте где, и конкретно мне попался корпус физмата, с которым у меня не было особого взаимопонимания, кроме соседок из любимой двести пятой комнаты, учившихся на трудовом и притащивших меня сюда.