— О, так нормально, — он убирает руку и я, наконец, могу выдохнуть. — Попустило? Или до дна вдуешь сходу? А твои стулья я сам принесу.
— Ты же сказал «не дождёшься», — стараясь сдержать икотку, я и вправду чувствую, как понемногу уходит нервозность.
— Так это не про стулья, Женьк. Сто пудов ты ждала, что я начну приставать к тебе и тоже раздевать, да?
— Нет..
— Брехня. Ждала. Вот и не дождёшься. Я уже запарился тебя цеплять. Теперь твоя очередь.
— Что — моя очередь?
— Ко мне подкатывать, ясно? Всё, я пас. Пока сама не попросишь, буду морозиться, как ты.
— Морозиться? Как я?
— Так… — он громко выдыхает. — Пей ещё. Ты чёт тупишь сильно.
Сама не замечаю, как разозлившись на правду, тем не менее, слушаюсь его и пью. Мне и самой не нравится, как туго я соображаю в его присутствии, не нравится, что в наших словесных перепалках выигрывает всегда он, а я, между почим, считаю остроумие своим достоинством, не нравится то, что я не могу сопротивляться всем его дурацким выходкам, и поэтому… Пью ещё больше.
— Алё, хватит! Ну, что с тобой делать, ты какая-то планочная, — теперь он выдирает у меня из рук эту бутылку, а я протестую. — Отдай, говорю! Хотя, ладно, фиг с тобой. Если затошнит — ну, не знаю… Из окна вот рыгонешь, — резко перекатываясь по кровати, он вдруг садится на подоконник, смахивает мелочь на кровать и открывает нараспашку деревянные створки за собой. А я всё пытаюсь придумать достойный саркастичный ответ на его предложение «рыгонуть», и снова безуспешно.
— Будешь? — Ромка закуривает, и я едва заметно морщусь — курить здесь, прямо в постели! У нас в общежитии я гоняла каждого, кто пытался зайти с зажжённой сигаретой в мою комнату. Почему-то спать на подушке, пропитанной никотиновым запахом, казалось мне безумно вульгарным.
— Нет, спасибо. Не люблю курить в постели.
— Это пока, — он хитро смотрит на меня, и я вздыхаю — чего ещё можно было ожидать в ответ. Но курить по-прежнему отказываюсь. — Ладно, Ром… Хватит валять дурака, лучше рассказывай.
— Что — рассказывать? — пользуясь тем, что в бутылке осталось ещё немного портвейна, он высоко поднимает ее и пьёт, а я завороженно смотрю, как двигается кадык на его шее в такт каждому глотку.
— Женьк? Ты чё?
Опять он подловил, как я зависла, просто уставившись на него.
— Ничё… — с досадой прикусываю губу, чтобы не выдать себя ещё больше. — Ты не отлынивай, а отвечай! Как получилось, что ты… такой?
— Какой?
— Ну… такой. Необычный. Ты же художник? Или скульптор? Почему тебя боятся и любят вахтёрши? Зачем тебе эти фракталы? Эй, Ром…Ты что делаешь!
— Заморочная ты, Женька. Опять дофига вопросов, — спиной вниз, он свешивается из окна наружу и свободной от портвейна рукой, той, в которой зажата сигарета, хватается за кирпичный выступ с внешней стороны, пока, не сдержавшись, я прошу:
— Рома! Осторожно!
— А то что? — он умудряется ещё и пить в таком странном положении. Невозможный человек!
— А ничего! Ничего хорошего! — прикидывая про себя высоту здания, я пытаюсь угадать, что он может себе сломать, если свалится со второго этажа. Кажется, с этой стороны газон, мимо которого мы проходили, так что ему обеспечена мягкая посадка. Но все равно… Мне трудно удержаться, чтобы не подползти к нему поближе, чтобы хоть как-то подстраховать.
— Вот идиот… Кто из нас только больше выпил…
— Я не пьяный, Женьк. Это тебя развезло и ты стала похожа на бурчащую бабку. Я, честно, на другое рассчитывал, а тут такой облом, — отбрасывая бутылку вниз, он продолжает играть мне на нервах — а я все жду, когда раздастся характерное «дзинь» от удара об асфальт.
Но оно все не раздаётся — значит, пустая тара приземлилась на газон. Но, несмотря на это, подвигаюсь еще ближе, хватая его за колени и впиваясь ногтями в джинсы. Уж слишком опасно верхняя половина его тела болтается в воздухе.
— Дурак! Ну, и пусть я бабка… Но я буду целая бабка! А ты сейчас грохнешься, и все на свете себе переломаешь! Свою дурную башку! И руки! — как неожиданный козырь использую я эту угрозу. Он работает руками, наверное, особенно их бережёт. Хотя… вспоминая следы от порезов и тонкие белые шрамы, которыми исполосованы его ладони, я понимаю, что не очень-то моя догадка и верная.